– Я не нарадуюсь на неё, медвежонок! – взахлёб за столом рассказывала светящаяся от счастья Марфа, явно очень довольная тем, что повзрослевшая дочка заместо ратного дела решила освоить столь почётную профессию, как врачевательство. – Доб говорит, она старательная и способная! И что ежели Власта будет продолжать в том же духе, у неё непременно всё получится! А главное, топтыжка, ей ведь самой нравится целительством заниматься, я же вижу!..

– Вот и славно, – согласно мотнул рыжей гривой Ратибор, отодвинув от себя тарелку с костями молодого бычка, добрую голяшку коего он только что умял в один присест. – Одной рукой будет ворогов карать, а другой – наших воинов лечить…

– Типун тебе на язык, мимозыря рыжий! – тут же вскинулась Душенега, правда, без какой-либо злости. – Что, некому на Руси вражин крошить, окромя твоей малютки? Не, ежели некому, ты так и скажи! Мы тогда с Томилой готовы хоть в первый ряд притулиться! А что? Вооружимся скалками да половниками и в бой! Правда, сестрёнка?

– А то! – не преминула поддакнуть ехидно ухмыльнувшаяся Томила, ставя на стол пару кувшинчиков отменного кваса. – На макушки ещё кастрюльки напялим, взгромоздимся на поросей да в атаку помчим! Полагаю, шансов у противника нет!

– Ни малейших! – согласно хмыкнул Ратибор, лукаво покосившись на сидящую рядом, улыбающуюся до ушей Марфу. – Думаю, что и битвы-то никакой не случится, ибо враг при виде таких удалых наездниц наверняка даст дёру! К ведунье не ходи!

– Истину глаголишь, зятёк! Ис-ти-ну! – протянула по слогам сияющая Душенега. – Соображать стал хоть иногда! Прям что случилось, не знаю!.. Но благодать привалила, ента очевидно!

Так, за шутливыми разговорами день пролетел незаметно. К вечеру домой вернулись Буреслав с Властой, уже знавшие, по слухам в Орёлграде, какой дорогой гость их поджидает, и с порога, с радостными визгами кинулись в объятия счастливого отца. Потом был ужин и относительно скупой рассказ Ратибора о том, как он провёл последние два года. Естественно, без некоторых, совсем не нужных за столом подробностей обо всех ужасах плена и рабства. Также рыжегривый исполин благоразумно умолчал о своих мимолётных отношениях с варяжкой Анникой, мудро решив, что столь щекотливую тему в семейном кругу лучше не поднимать.

«Да, конечно, в то время я не знал, что моя Марфуша жива. Но служит ли это достаточным оправданием, вот в чём вопрос?.. В любом случае, даже если Марфа меня простит, осадок всё равно наверняка останется. Так что, пожалуй, забудем о той моей шалости… Или, скорее, слабости. То, что было за морем, там пущай и схоронится», – лениво кумекал про себя Ратибор, вполуха внимая жене и Буреславу с Властой, что, перебивая друг друга, принялись взахлёб вещать уже слышанную «рыжим медведем» от Мирослава занимательную историю о том, как им удалось выбраться тайным ходом из Мирграда.

Засиделись в этот вечер за столом Ратибор со своими родными допоздна. И только ближе к полуночи, более-менее наговорившись, семья рыжегривого великана с неохотой расползлась по своим комнатам, что позволило дюжему витязю наконец-то уединиться с женой. Ратибор и Марфа страсть как соскучились друг по другу, вследствие чего в бурных объятиях задремали лишь под утро. Вымотанные, довольные и счастливые. Но продолжалось сие блаженство недолго. Только-только петухи откричали свои разудалые серенады, как в дверь избушки Душенеги уверенно и настойчиво постучали.

– Кто бы ты ни был, – на всякий случай спросонья гаркнул Ратибор, нутром уже почувствовав, что отвертеться от раннего посетителя не выйдет, – пшёл прочь, пока я тебе башку с задницей местами не разменял!..