Вещью.

— Может быть, ты хотя бы зайдешь в дом для приличия? — Я кивком указала на все еще распахнутую позади него дверь. — Не хочу, чтобы соседи потом сплетничали.

Расул кажется хотел что-то сказать, но затем сдержался и все же выполнил мою просьбу – прошел внутрь, остановившись у входа на кухню.

— Ужин, как ты и велел. — Я демонстративно указала на готовый и ломящийся от еды стол. Так, будто я ждала в гости не бывшего одноклассника, решившего превратить меня в свою личную шлюху, а, как минимум, королеву Британии.

Расул бросил на меня нечитаемый взгляд, а затем, чуть помедлив, избавился от куртки, которую небрежно бросил мне в руки, словно я была заодно и швейцаром в его собственном отеле.

Я молча отнесла ее обратно в коридор, распахнула дверцу шкафа, аккуратно повесила внутрь и вернулась к нежеланному гостю, который уже успел расположиться за столом.

— Значит, часть моих требований игнорируешь, часть выполняешь. Интересно… — Хасаев не торопился приниматься за еду или вино, напротив, кажется, ему хотелось затеять разговор. — Сядь, — велел он. Это прозвучало резко, остро, так, будто не выполни я этот приказ, и мой каратель в ту же секунду достанет меч и отрубит мне голову.

— Ты хотел изысканный ужин, я приготовила.

— А наряд? Ты на себя в зеркало смотрела?

— Я выгляжу… нормально… — Я смутилась. Черт. Нервно потрогала волосы, сплетенную в рыбью косу и пожала плечами. — Я не знаю, к чему ты привык, но… я это я.

— Вижу. По-моему, ты просто хамка, — заключил мой собеседник.

— По-моему, тебе просто нравится меня унижать, причем незаслуженно. И тебе абсолютно все равно на повод. Тебе даже все равно, есть ли он вообще.

— Вы на нее только посмотрите! – Расул всплеснул руками и улыбнулся, но улыбка вышла агрессивной, неприятной, если не сказать издевательской. — Она еще собирается мне что-то диктовать! Ты забываешься, Лиля…

— Возможно, я не дотягиваю до уровня моделей, к которым ты привык, но я не собираюсь играть с тобой в дорогую шлюху. Хочешь трахать меня – трахай то, что есть. Я не буду строить из себя ту, кем не являюсь. И оправдываться больше не буду. Ты все равно меня не слышишь. А знаешь, почему?

— Просвети.

— Я долго думала, почему. Почему вдруг ты, чуткий, добрый, всегда нежный и заботливый теперь вдруг стал… таким.

— Каким это еще «таким»?

— Холодным. Жестоким. Агрессивным.

— Надо же… какие эпитеты от воровки, да лгуньи… в своем глазу, как говорится, да, Лилия?

— Перестань. Ты прекрасно знаешь, что я ничего не брала. Ты никогда не был дураком и сейчас ты понимаешь, что никаких денег я не брала. Меня можно наградить множеством нелицеприятных эпитетов, но я точно никогда не была воровкой, и ты прекрасно об этом осведомлен. Но тебе удобно так думать. Тебе удобно использовать этот никчемный шанс, чтобы обвинить меня сразу во всех грехах мира. И, главное, зачем? А вот здесь самое интересное – ты остался тем маленьким и обиженным мальчиком, которого я оставила в школе. Ты затаил злобу и обиду, потому что выбрали не тебя. Предпочтение отдали другому, а ты остался в стороне. Этого ты не любишь, это бьет по самолюбию. И ты решил запомнить эту жалкую обиду на всю жизнь. Ты пронес ее через годы, чтобы потом выплеснуть ее в столь идиотском формате. Сделать меня виноватой в краже денег, чтобы потом помыкать, как вздумается. Что же ты сразу не попросил платить тебе за помощь постелью?! Надо было сказать об этом честно и открыто еще в ту нашу встречу, в парке. Зачем играл в благородного рыцаря, когда на самом деле на душе у тебя было совсем другое? Не хватило смелости?