– Стоит заметить, у него четверо детей.

И тогда раздаются тонущие в смехе упреки:

– Хватит, замолчите, тут же дети.

И разгуливающие вокруг дети притворяются совершенно наивными, невинными и глухими.

Так этот день сменялся вечером, а вечер перетекал в ночь и даже дальше, ведь «свеча горит всеми цветами, пока не растворится в рассвете»[19]. Вокруг только любовь и доброта. Все обиды и упреки испарились, хозяева, гости, почтенные господа и почитатели – все вместе купаются в лучистых взглядах солнца, и никто не прогоняет никого с криками. Нет никакого противостояния: ни высоких, ни низких, ни твоего, ни моего, мода на обноски тоже мода, Нью-Йорк, Париж в фаворе как всегда, и все восторгаются: «Ах, какой чудесный праздник!». Все возбужденно переговариваются и раз за разом пытаются поднять Маму с кровати.

– Подними Маму!

– Эй, откуда ты берешь горчичное масло?

– Оно в Маминой комнате. Спроси у нее.

– Добавь мне в джин тростниковый сок!

– Дай Маме тоже.

– Она будет джин?

– Скажет, выпью, только если эта микстура натуральная, – давятся от смеха и хихикают.

– Мама согласится.

– Отдай нам хризантемы, когда уедешь отсюда.

– Он получит австралийский паспорт. Но вряд ли забудет нас. Звонит каждый день.

– Один заботится о своей матери, другой – о своей. (То есть Заморский сын Старшего и сам Старший).

Она тихо похрапывает. По-настоящему или притворяется – теперь никто не может понять. Кто-то пошел в комнату проведать и, застав ее спящей, на цыпочках вернулся обратно.

– Спит.

– Пусть спит.

– Да она все время спит!

– Не хочет ничего делать.

Старший волнуется о чековой книжке. Каждый раз, когда нужна Мамина подпись, приходится будить ее. Он вынужден просить Сида отнести сразу несколько чеков, чтобы она подписала. «Нужно разумно вложить деньги, иначе они просто сгниют в банке», – но все это абсолютно ее не тревожит. Ее вообще ничего не тревожит. В том-то и беда.

– Бедняжка.

– С тех пор, как Папа…

– Познакомь ее с голубоглазым.

– Нет-нет, оставьте ее.

– Скажи, что Максу здесь, и она встанет.

– Брось, называй кого угодно, она не встанет. Глубоко спит. Послушай, как храпит.

– Как будто свистит.

– Срочное объявление. Перед уходом, пожалуйста, заберите с собой по ростку алоэ.

– Отдай мне хризантемы, это будет лучше для моего здоровья.

– Закапай в ухо виски – вся грязь всплывет. – Кто-то уже напился.

– Маме закапали ушные капли?

– Ты обо всем заботишься. Мужчины считают, что это они. Разве он смог бы так без тебя?

– Я буду танцевать только при условии, что каждая леди станцует со мной по очереди.

– Это все будет продолжаться до утра?

– Скажи, Мадхусудан хочет увидеться, тогда встанет.

– Она не встанет, лежит и лежит.

– Дружище, твои джалеби – полный восторг, но сандалии еще круче.

– Из трав, безвредно.

– Сандалии? Из трав?

– Там живут в домах престарелых. Нас тоже это ждет.

– В баке с водой нашли мертвую обезьяну, с тех пор привозят Bisleri.

– Он пакистанец. И это точно не про травы.

– Ждет и хорошо, наши дети не будут о нас так заботиться.

Даже если кто-то один и захочет, второй будет сопротивляться.

– А ты вот так хорошо ухаживаешь за своей Матерью.

– Квартира на каком этаже?

Танцующие пары смеются.

– На втором? Куда поставите хризантемы? Балкон-то малюсенький.

– Лифта нет.

– Так как тетушка будет ходить? (То есть Мать Старшего.)

– Будет потихоньку подниматься, а вот хризантемы…

– Куда же еще ей пойти? Только с нами, мы в ответе за нее. (То есть за Мать Старшего.)

– Не все же слуги пойдут.

– Сами будем прислуживать, что уж.

– Ладно, другие родственники ведь тоже приходят, хоть какая-то помощь.

– Ага, чтобы подчистить всю еду в доме. Еще и друзей приводят. Когда приходят сюда, они часть семьи, а так – современные и свободные.