Я появляюсь на радуге. И вот мне представился случай. Я расскажу о радуге все и буду выпрыгивать на этих страницах в свойственной ей манере, чтобы просиять на миг.

Радуга сияла. В стакане пива, который я держал для своего приятеля на вечеринке, куда тоже был приглашен. Вслед за Сидом я пошел в комнату его бабушки, там Сид поднял трость и начал свое представление.

Клац-бац-клац – Сид разложил-сложил трость, и все бабочки разом запорхали вокруг. Везде бабочки, бабочки, бабочки… Вау! Воздух наполнился всеми цветами. Бабушка Сида все время болела, старость – вот как называется эта болезнь. Его дед умер. И что ей остается? Все тот же синдром. Лежит не вставая. Как ни приду – она в кровати.

Но уж больно заразительно смеялся мой взбалмошный друг. Даже мертвый встанет с погребального костра, чтобы посмотреть, кто так смеется. Но я не такой. Я…

Я здесь не для того, чтобы рассказывать про себя. Это не моя история, я не ее персонаж, и во мне нет никакой надобности. Но и одна страница – сцена. Даже если кто-то не имеет к ней отношения, но под незначительным предлогом получает возможность выйти, только посмотрите, с какой радостью он пытается продлить этот миг. Например, в одном эпизоде актер говорит «дождь», тогда кто-то типа меня выходит на сцену, чтобы «пш-ш-ш» – и пролить потоки дождя из водного пистолета. Он появляется только для этого, но теперь, когда он на сцене, уйти оттуда стоит больших усилий. Он тянет свое «пш-ш-ш» настолько долго, насколько это возможно, и, помогая рукой, поднимает ногу вверх, чтобы привлечь внимание зрителей и продлить момент славы.

Как если бы бедного школьного учителя сделали личным секретарем главного министра, потому что он принадлежал к той же касте. Три года над ним ежедневно всходила полная луна. Он самоотверженно опробовал все: ростовщичество, взяточничество, распутство, «Мерседес», заграничные поездки и всевозможные махинации. Отремонтировал и украсил дом, выдал дочь замуж, пристроил на работу сына и племянника, а потом, когда закончился срок службы, как корова, покорно вернулся на привязь благородного бедного учительства. Но пока была возможность, он раз за разом возвращался на сцену, чтобы исполнить свою роль.

Я в таком же положении. Не могу упустить случай. И раз за разом буду выходить сыграть свою роль. Если вы пропустили первый кадр, то теперь смотрите в оба!

Самолюбие не позволяет мне врываться насильно. Меня будут выпихивать и не дадут находиться здесь долго. Тогда уж лучше я успею выдать свои несколько строк до того, как меня выставят, и тихо ретируюсь. Мой выход продлится пару мгновений. Достаточно, чтобы сказать:

– Радуга сияла. Я увидел первым. Не могу сказать, видел кто-то еще или нет. Но я видел.

Мы зашли в комнату. В руках у нас были стаканы с пивом. «Как душно», – подумал я. Сид взял трость и подпрыгнул. Но пиво не пролил. Я спросил разрешения и открыл окно. Снаружи на дереве висел порванный воздушный змей. Взметнулись бабочки. Возможно, змей качнулся. Бабушка Сида повернулась на другой бок. Ей пришлось открыть глаза.

– Ба, а ну вставай, лентяйка! Ты, что собираешься всю зиму проспать? Холода, зима, холода… – Сид приподнял ее подушку, устроился рядом и начал петь о том, как они полетят по небу, усевшись на трость. – Хватит хр-р-р-хр-р-р-хр-р-р, – затянул он, подражая ее храпу. Обняв ее, он принял картинную позу с тростью. Поза есть, должно быть и фото. А кто будет снимать? Ваш покорный слуга. Достал мобильник, а кому отдать стакан? Сиду. Тогда свой стакан Сид вручил бабушке:

– Несносная девчонка пьет пиво. Скорее фоткай!