Проделывает ли Мать брешь в себе самой, сливаясь со стеной? Просачивается ли в обнаженные артерии, перекроив себя?
Крохотное существо в темноте, последыш дыхания. От его движения взлетела частичка земли. На ее закрытые глаза падает легкий отсвет желания. Из воздуха в воздух.
В песке качнулось самадхи[7].
Что-то обязательно попадет в историю случайно, но и для него уже припасено свое место. Вот так появилось то пятнышко на стене. Возможно, это букашка, лапки которой похожи на тень от ворсинок, – ими она роет тоннель в стене. Ее глаза источают тепло, которое еле заметным отблеском сочится по тоннелю, «сочится» в том смысле, что от него поднимается легкий пар, способный удержать частичку потерянного дыхания.
Чтобы увидеть это пятнышко-букашку, нужно лежать молча очень долго, прижавшись к стене, превратившись в кулек под одеялом, повернувшись спиной к миру.
За спиной дыхания всех остальных. Вереница волнений и переживаний.
– Открой окно. Маме, наверное, душно.
– Отдерни шторы. Думаю, ей не нравится темнота.
– Почему она лежит в такой странной позе у стены?
– Разве это бодрствование – просто лежать с закрытыми глазами?
– Дети играют на улице.
– По телевизору показывают «Махабхарату».
– Принеси газету, сыграй что-нибудь, приготовь пакоры из шпината и лука. Спроси, что, спроси, кто, спроси, как.
Прожитую жизнь снова сервируют перед ней в виде бесед и воспоминаний – думают, так вернется дыхание. Так воспрянет душа. Ей напоминают о том, что она делала раньше, ведь, помыслив это действие, она опять вернется к нему. Но теперь она делает это иначе, по-своему. Готовит свои собственные пакоры. Сочные, перемолотые, перетертые, порезанные на кусочки, брошенные в кипящее масло, уф-ф-уф-ф – с одной стороны на другую, попавшие в желудок и исчезнувшие.
«Выбрось», – доносится шелестящий голос. Но разве голос букашки может добраться до уха? «Внутри хлам, – шуршит где-то, – вышвырни в открытое окно. Лепешки чила, хризантемы размером с футбольный мяч, вода, пуговица, чат масала, половик, зубной порошок, зира, черный тмин. Ключи, мак, иголка, кашель, мокрота, сопли, желчь, вдохи-выдохи, перипетии. Выбрось».
Может ли быть такое, что стена придвинулась к спине и окружила лежащую на кровати женщину, чтобы та не слышала никаких стуков в дверь?
Только тот легкий шелест.
А случилось вот что: пока вы спасали букашку, слон вытоптал поле. Вы можете удивиться, что за история приключилась, какой такой слон какое такое поле может вытоптать? Если придираться к терминам, то правда, нет ни слона, ни поля. Есть только дом и семья, в которой все приходят и уходят через открытую дверь. Ничего они не вытаптывают, а с ревом извергают тонны сострадания.
Суметь проявить сочувствие – главная цель домашних, путь к взаимопониманию, любви, счастью и покою. Если ты смог посмотреть на кого-то так, что в глазах читается «вот бедняжка», то уже избавил его от страданий, уподобился богу и собственное отражение стало казаться приятным. Тогда семья поддерживает в любом несчастье и ненастье. Одни становятся богами, а другие – нищими.
Так было с Дочерью. Бедная бедняжка. Ругать, отчитывать, выгонять – все только для того, чтобы вернуть ее на путь истинный. Но она же была бедная. Бедная-пребедная. Глупая девчонка. Любимица, взращенная на капризах и выпестованная на упрямстве. Она не видела в том беды для себя. Не осознавала. А никчемных людей, которые пользовались этим и вводили ее в заблуждение, она считала своими возлюбленными. Раз за разом она оставалась одна. Когда не удавалось договориться с ее высокопоставленными братом и Отцом благородных кровей, женихи собирали пожитки и уходили, оставив ее одну, в нищете и несчастную. У нее не получалось найти ни жилье, ни работу. Сегодня она пишет из одного места, завтра говорит из другого. Брат как-то договорился и приобрел для нее в библиотеке секретариата пару книг никому непонятного содержания. А так она бродила потерянная и подавленная в каких-то лохмотьях, как деревенщина, то в грубой, как из мешковины, рубахе и порванных тут и там штанах, то в дурацкой юбке, купленной за двадцать-тридцать рупий в какой-нибудь деревне Гуджарата или Раджастхана. Все в ее облике выдавало крайнюю бедность, и семья не могла сдержать слез, глядя на нее.