– Но ты этого не делаешь, – сухо заметила Френсис.

– Нет. Я так не могу.

– Естественно, не можешь, – донеслось с дивана.

Арчер повернулся к Френсис. Она допивала шоколадное молоко. И, редкий случай, на ее лице не отражалось никаких эмоций.

– Ты пришел, чтобы сказать, что я уволена? – спросила она, ставя стакан на кофейный столик.

– Нет. Я получил от агентства две недели.

– На что?

– На удовлетворение собственного любопытства. – Арчер сухо улыбнулся. – Для проведения расследования.

– И что же ты расследуешь?

– Главным образом пытаюсь разобраться с собой. – Вновь улыбка. – Впрочем, тебя это уже не касается. Ты все равно уходишь.

– А я думаю, что касается, – холодно ответила Френсис. – Очень даже касается. Кто сказал, что я коммунистка?

– Ты слышала о журнале «Блупринт»?

– Да, – кивнула Френсис. – Лживое фашистское издание.

Арчер вздохнул – не нравились ему ярлыки.

– Я этого не знаю. Не читал.

– Поверь мне на слово. И одного обвинения, выдвинутого этим маленьким вонючим журналом, достаточно, чтобы мне отрубили голову?

– В принципе да. Но тебе ничего не грозит. Статья должна появиться через несколько недель. Ты же уходишь в театр, на радио больше не появишься, так что они скорее всего тебя и не упомянут.

– Удачное совпадение, не так ли? – радостно воскликнула Френсис. – Для всех. Они упомянули кого-то еще?

– Да.

– Кого?

– С твоего разрешения имен я называть не стану. Пока.

– Ты собираешься их уволить? – спросила Френсис.

– Еще не знаю. – Арчер прохаживался вдоль стеллажей с книгами. – Агентство требует.

– А другим тоже предложили роль в театре? Или этот вопрос ты оставишь без ответа?

– Нет. – Арчер начал злиться на Френсис, потому что говорила она обвиняющим тоном, превращая его в злодея. – Им ролей точно не дадут.

– Значит, ты пришел сюда только для того, чтобы сказать, что меня вышвыривают? – Голос Френсис дрожал от гнева. – Ты соблаговолил подняться на четвертый этаж, хотя твоему старенькому сердцу противопоказаны такие нагрузки, чтобы сообщить мне эту радостную весть?

– Ты ко мне несправедлива. – Арчер чувствовал, что Френсис старается побольнее уколоть его.

– Тогда зачем ты пришел?

– Я хотел с тобой поговорить. – Голосу Арчера недоставало твердости. – Хотел посмотреть, что я смогу сделать.

– И что ты можешь сделать?

– Еще не знаю. Я подумал, может, ты мне подскажешь.

– Едва ли. Ты недостаточно зол.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты уже согласился на все.

– Послушай, Френсис…

– С сожалением! – воскликнула она. – Ты милейший человек, ты, конечно, сожалеешь о случившемся, но я вижу, ты уже готов сделать все, о чем они тебя попросят.

– Ладно, – Арчер с трудом сдерживался, – я думаю, на сегодня разговор окончен. Я ухожу. Если захочешь поговорить со мной по существу, позвони. – Он шагнул к вешалке, чтобы взять пальто.

Френсис наблюдала за ним, пока он не снял пальто.

– Не спеши, – нарушила она затянувшуюся паузу. – Я могу все рассказать теперь. – Она схватилась за сигарету, нервно закурила. Арчер заметил, что пальцы Френсис пожелтели от никотина. Он положил пальто на стул, вернулся к креслу с узкими подлокотниками и вновь с трудом втиснулся в него.

– Прежде всего, – Френсис выпустила струйку дыма и сломала спичку, которую держала в другой руке, – что ты обо мне думаешь? Ты считаешь меня коммунисткой?

– Дело в том, что я не очень хорошо тебя знаю, – осторожно ответил Арчер. – Вне студии мы видимся пять-шесть раз в году.

– Не увиливай. Ты думаешь, что я коммунистка, так?

– По правде говоря, Френсис, ты участвуешь в работе многих организаций, и достаточно часто твои суждения…

– Если бы тебя приперли к стенке и заставили высказать свое мнение, – оборвала его Френсис, – ты бы сказал, что я коммунистка?