«Как одиноко сидит город…»

«И повел Моисей Израильтян от Чермного моря, и они вступили в пустыню Сур; и шли они три дня по пустыне и не находили воды» (Исход 15:22).

Три дня. Три долгих, выжженных солнцем дня Элира шла на Запад, следуя тому незримому компасу, что поселился у нее в груди после Гласа в горах. Путь лежал через раскаленные пустоши, что отделяли Плачущие Горы от чуть более обитаемых земель. «Земля жаждущая, безводная, изнывающая» (Псалом 62:2). Каждый шаг давался с трудом. Песок набивался в потрескавшиеся кожаные башмаки, солнце жгло кожу, а запасы воды, наскоро собранные в покинутой общине, таяли с пугающей скоростью.

Она чувствовала пустыню не только кожей. Ее дар, «Истинный Взор», был обоюдоострым мечом. Он показывал ей не только физическую сушь, но и эхо страданий. Здесь когда-то шли войны. Земля хранила «кровь вопиющую» (Бытие 4:10) – отголоски боли, страха и ярости погибших. Эти видения накатывали волнами, как горячий ветер, вызывая тошноту и головокружение. Она видела тени сражений, слышала далекие крики, чувствовала холод стали на своей коже. «Как усталый олень жаждет воды, так душа моя жаждет Тебя, Боже!» (Псалом 41:2). Но жаждала ли она Бога Люмис? Или чего-то иного? Силы, способной заткнуть этот вопль земли и ее собственной измученной души?

На третий день, когда солнце стояло в зените, превращая мир в марево, она увидела спасение. Вернее, ее дар указал: слабый, серебристый отсвет в ложбине между барханами. Вода! Источник? Колодец? Она спустилась, почти падая от усталости и надежды.

Это был не источник. Это был колодец. Старый, сложенный из почерневших камней. Над ним висел сломанный журавль, а ведро лежало в стороне, проржавевшее и дырявое. Но главное – вода была! Она темно поблескивала внизу, пахнув сыростью и прохладой. «Источник вод живых» (Иеремия 2:13). Или иллюзия?

Элира осторожно подошла к краю. Колодец был глубок. Очень глубок. Вода казалась недосягаемой без веревки и целого ведра. Отчаяние сжало ее горло. Она опустилась на колени у камней, готовая заплакать. «Душа моя истаевает от скорби» (Псалом 118:28).

И тут ее дар сработал с новой силой. Не как видение, а как предупреждение. Холодная волна отвращения, страха, лжи ударила снизу. Она отпрянула от края, сердце бешено колотясь. Вода… она была нечиста. Не просто затхлая. В ней была смерть. Большая, старая смерть. «И сделались воды его… смертоносными» (Откровение 8:11). Колодец был ловушкой. Могилой для жаждущих.

– Умная девчонка, – раздался хриплый голос сзади.

Элира вскрикнула, обернувшись. На гребне бархана стояли двое. Мужчины в грубых одеждах, с лицами, обожженными солнцем и жадностью. У одного в руках был тяжелый дубинка, у другого – изогнутый нож. Бандиты. Охотники за легкой добычей, караулящие у ложных оазисов.

– Не стала пить, – усмехнулся тот, что с ножом. Похоже, старший. – Чует жертва. Но жажда-то все равно замучила, да? Горлышко пересохло?

Элира вжалась в камни колодца. Путь к отступлению был отрезан. Страх сковал ноги. Она видела их истину – тусклую, жестокую, как пустынный камень. Ни капли жалости. «Сердце их – жилище идолов» (Иезекииль 14:3, адаптировано). Идолом была ее сумка, ее одежда, ее жизнь.

– Отдай что есть, девка, – приказал старший, спускаясь вниз. – Платье, обувь, все. Может, отпустим. А нет – сбросим к прежним гостям. – Он кивнул в сторону колодца. – Там компания хорошая.

Его напарник с дубинкой заржал. Они приближались. Элира сжала кулаки. Бежать некуда. Бороться? Против двоих взрослых мужчин? Ее дар показывал лишь неизбежность их победы. Она чувствовала холод стали ножа уже на своей коже. «Спаси меня от врагов моих, Боже мой! Защити меня от восстающих на меня» (Псалом 58:2). Но к кому она взывала? К Богу Люмис, чьи слуги, наверное, не лучше этих бандитов? К духам гор, которые были так далеко?