Через мгновение Мария Ли вышла из комнаты, навсегда уходя из жизни Филипа.

Той же ночью, вернее, на рассвете следующего дня Хильда, предчувствуя, что конец ее близок, послала за мужем.

– Поспешите, доктор. Я умру на рассвете.

Доктор Кейли нашел Филипа сидящим там же, где оставила его Мария Ли.

– Что, новая мука? – сказал он, выслушав доктора. – Я больше не могу это выносить. На меня наложено проклятие – смерть и зло, страдания и смерть!

– Вам надо идти, если хотите застать свою жену в живых.

– Я иду!

Филип встал и последовал за доктором. Наверху его ожидало печальное зрелище. Серый рассвет уже просачивался в окна, раскрытые по просьбе его жены – она хотела в последний раз взглянуть на солнечный свет.

Хильда лежала на широкой кровати посреди комнаты, и жизнь стремительно покидала ее. Рядом с ней спал младенец. Подушки поддерживали ее со всех сторон, а золотые волосы падали на плечи, обрамляя бледное лицо. Сейчас оно светилось пугающей красотой, которой Хильда не обладала при жизни; взгляд женщины был глубок и мрачен, как бывает иногда с теми, кто готовится вот-вот разгадать тайну смерти.

Рядом с кроватью молился за умирающую коленопреклоненный мистер Фрейзер, приходской священник, а слуги с грустными лицами бесшумно прятались в темных углах комнаты, избегая ступать в круг света, очерченный окном.

Увидев Филипа, священник прекратил молиться, поднялся и отошел в угол комнаты; то же сделали Пиготт и сиделка – Пиготт забрала с собой ребенка.

Хильда жестом пригласила его подойти поближе. Он подошел, наклонился и поцеловал ее, а она с усилием обхватила его шею одной рукой, что была белее слоновой кости, и нежно улыбнулась. Примерно через минуту, в течение которой она, очевидно, собиралась с мыслями, Хильда заговорила тихим голосом и на своем родном языке.

– Я не посылала за тобой раньше, Филип, по двум причинам: во-первых, потому что я хотела избавить тебя от страданий, а во-вторых, чтобы освободить свой разум от злых мыслей против тебя. Все они ушли сейчас – ушли вместе с иными земными интересами, но раньше я была очень зла на тебя, Филип. А теперь послушай меня – у меня осталось не так много времени – и не забудь мои слова в будущем, когда история моей жизни будет казаться лишь тенью, однажды упавшей на твой жизненный путь. Измени свою жизнь, Филип, дорогой, откажись от обмана, искупи прошлое, если сможешь – примирись с Марией Ли и женись на ней – ах! Жаль, что ты этого не сделал с самого начала, не оставил меня, чтобы идти своим путем – и, прежде всего, смири свое сердце перед Силой, с которой я собираюсь теперь встретиться. Я люблю тебя, дорогой, и, несмотря ни на что, я благодарна судьбе, что была твоей женой. Если будет на то воля Божья, мы еще встретимся…

Она немного помедлила, а затем заговорила по-английски. К удивлению всех, ее голос был сильным и чистым, и она произнесла свои слова с энергией, которая в сложившихся обстоятельствах казалась почти пугающей.

– Скажи ей, чтобы принесла дитя.

Филипу не пришлось повторять ее просьбу, потому что Пиготт услышала ее и тотчас подошла, чтобы положить дитя на кровать рядом с матерью.

Умирающая женщина положила руку на крошечную головку младенца и, подняв глаза вверх с каким-то провидческим выражением, сказала:

– Да пребудет с тобой Божья сила, чтобы защитить тебя, мое дитя, лишенное матери, пусть ангелы небесные будут охранять тебя, и да обрушится проклятие и гнев Всемогущего на голову того, кто захочет навлечь на тебя зло…

Хильда помолчала, а затем обратилась к мужу:

– Филип, ты слышал мои слова; твоим заботам я поручаю наше дитя, я вижу, что ты никогда не предашь мое доверие к тебе.