Товарищ Феоктистов кивает, приглашающе махнув рукой. Я поднимаюсь и подхожу к экрану. Управление у него, как у наладонника, поэтому я отматываю запись на начало эволюций звездолета, пустив медленное воспроизведение, чуть ли не по кадрам. Причем делаю это молча, давая товарищам самим увидеть дернувшиеся эмиттеры гравитаторов.

– Маршевый двигатель работает на разгон, – показываю я на экране. – А в это время двигатели ориентации и эмиттеры гравитатора развернуты… Видите?

– Действительно, – соглашается со мной кто-то, кого я не вижу. – Молодец, зелень, верно подметил.

– Это значит, – заканчиваю я свое выступление, – что разум звездолета пытался сделать все возможное, чтобы не допустить столкновения.

– Отличные выводы, – кивает мне товарищ Феоктистов. – В таком случае, группа Петрова работает со звездолетами, группа Хуань – с котятами. Подумайте, как обосновать мнемографирование старших и взрослых разумных. Группа Си… – я делаю незаметный жест, в ответ получая понимающую улыбку. – Группа Хань – работает самостоятельно. Вопросы?

Вопросов у меня, конечно, тысяча, но сначала я хочу ознакомиться с тем, что есть уже, а потом уже и спрашивать. Обернувшись на Ульяну, вижу ее глубокую задумчивость. Что же, это даже хорошо, потому что, за что с ходу хвататься, я себе и не представляю. Очень нужно ознакомиться со всеми материалами, и только потом уже делать выводы. Как вообще можно так активировать маршевый?

Дело «Сон»: День первый

Ульяна Хань

Илья лезет вперед, демонстрировать чудеса своего интеллекта. Я все еще раздражена оттого, что он ко мне без спроса прикоснулся, но, конечно, слушаю. Вот он переводит экран на медленное воспроизведение, а я все не понимаю, зачем он хочет мне показать опять тот же ужас. Нравится ему, когда я плачу, что ли?

Что? Лейтенант? Эта новость меня удивляет так, что я даже не сразу понимаю, о чем спрашивает Илья. А вот затем мне становится совсем нехорошо, потому что хотели убить детей еще и кошачьего народа. Соотношение показывает, что людей умерло бы два десятка, а вот котят больше тысячи. Это не просто ужас, это катастрофа! Но напарничек мой не останавливается, увеличивая на экране двигательный блок звездолета, и тут до меня доходит: разум звездолета сопротивлялся, пытался спасти корабль и детей!

Значит, что-то воздействовало на двигатель, минуя разум, напрямую. Что это могло быть? Кто-то на борту? Самоубийцу выявить довольно просто, мы умеем, и дети проходят обследование довольно регулярно. Поэтому вряд ли. Квазиживой тоже может включиться в цепи напрямую. Нет, не верю… Что же тогда? Что?

– Отличные выводы, – кивает товарищ Феоктистов, начиная раздавать распоряжения. – В таком случае группа Петрова работает со звездолетами, группа Хуань – с котятами. Подумайте, как обосновать мнемографирование старших и взрослых разумных. Группа Си… – он запинается, удивляя меня, потому что логично в таком случае поставить старшим Илью, хоть и обидно, ведь я же его склонила… – Группа Хань – действует самостоятельно. Вопросы?

Как так? Я сильно удивлена, потому что товарищ Феоктистов переменил решение на лету, старшей сделав меня. Это совершенно невозможно, потому что ему-то какая разница? А Илья еле заметно улыбается, я его хорошо уже изучила. Не дай звезды, узнаю, что он подстроил! Хотя нет, как он мог это подстроить? Кто мы, а кто глава «Щита»… Значит, дело в чем-то другом.

– Нам материалы нужны, – кляня себя за робкий тон, произношу я, на что коммуникатор сразу же отзывается вибрацией.

Эти два события точно связаны, в чем я и убеждаюсь, взглянув на браслет. Опустившись туда, где сидела до сих пор, я изучаю пришедшее на браслет, совсем не заметив, каким образом передо мной оказывается наладонник. Краем глаза замечаю, что Илья занимается тем же самым, а полукруглая комната совещаний погружается в полумрак. Свет есть только над нами, впрочем, я на это внимания пока не обращаю, знакомясь с материалами.