– Смело, – заключает тот же голос. – Ну садитесь, юные коллеги.
Странно, больше шуток нет, нас принимают вполне серьезно, я же вижу. Что бы это значило? Я ожидала уже шуток всяких, но их просто нет. Илья приглашает меня за стол, и я решаю сейчас не показывать свое раздражение его древними жестами. Все-таки вокруг много людей, и выглядеть в их глазах ребенком мне не хочется. Интересно, почему это меня беспокоит сейчас?
– Собрались, товарищи, – серьезно произносит глава «Щита». – У нас возможный кризис.
– Насколько серьезный? – интересуется кто-то.
Я здесь никого, кроме нашего куратора и товарища Феоктистова, еще не знаю. В голову заползает малодушная мысль: может, зря я так поспешила с объявлением группы? Но сейчас уже ничего не изменить, поэтому нужно сосредоточиться, а потом перезнакомиться со всеми.
– Прошу внимание на экран, – произносит глава «Щита». – Это мнемограмма сна Ксии Винокуровой, она имеет дар творца.
Ну куда же мы без Винокуровых… Кажется, везде они, но завидовать нехорошо, неприлично это, значит, надо просто посмотреть. На экране тем временем появляется обычный экскурсионный звездолет, судя по маркировке по бортам – младший цикл средней школы, то есть десять-двенадцать лет. Сквозь иллюминаторы видны дети, что, в принципе, естественно. Вот он выходит из субпространства, направляясь к планете, знакомой очень… Я морщусь, пытаясь вспомнить.
– Кедрозор, – шепчет Илья.
Ну вот, опять он не дает мне вспомнить! Мог бы думать потише, я же вспоминаю! Впрочем, спасибо ему… Итак, это Кедрозор, что логично – большая часть экскурсий там проходит. Звездолет подходит по обычной орбите, я даже начинаю недоумевать: в чем проблема? Он медленно входит в атмосферу, и тут вдруг активируется основной маршевый двигатель, заставляя меня вскрикнуть – экскурсионный корабль падает вниз, откуда затем в верхние слои атмосферы поднимается облако дыма.
Я замираю, не в силах пошевелиться, ведь это не просто катастрофа – это детская смерть! Ужас просто! Меня трясет от того, что я вижу, но тут меня обнимают кажущиеся какими-то очень надежными руки, а затем смутно знакомый голос начинает тихо уговаривать:
– Это всего лишь запись мнемограммы, катастрофы не было, – я слышу его и успокаиваюсь.
Но стоит только прийти в себя, как до меня доходит: меня Илья обнимает! Но как он посмел без спросу? И как мне теперь реагировать?
Илья Синицын
Решив срезать расстояние до входа в коридор, чтобы поскорей оказаться у подъемника, я делаю то, что не рекомендуется – прохожу прямо по причальной палубе, но места для парковки обхожу, чай, не самоубийца. И вот тут буквально рядом со мной на очерченное место падает курьер. Ого, интересно, кто это? Я останавливаюсь, но в тот же момент мягко придерживаю чуть не упавшее на пол тело юной девушки, лишь затем сообразив, кто это.
От Ули пахнет морем, и этот запах, неуловимо смешиваясь с ее духами, заставляет меня чуть улыбнуться. На душе становится спокойнее, как будто доселе я о ней беспокоился, не осознавая этого. Учитывая, что это наша стремительная Хань, курьер уже даже не удивляет. Тут другое может удивить – она не встала в позу обиженного подростка, хотя я подсознательно этого ожидал.
Подъемник набит так, что вдохнуть сложно, но я исхитряюсь сотворить пустое пространство вокруг Ули – упираюсь намертво руками, и более старшие коллеги не возмущаются, значит, меня понимают. Вот и хорошо. Как же все-таки уговорить ее? «Одиночное плавание», как в древности говорили, штука небезопасная, не справимся – отчислят обоих. Если бы речь шла только обо мне, даже не задумывался бы, но Уля так мечтает быть настоящим щитоносцем… имею ли я право рисковать ее мечтой?