– Скажите, мадам, а здесь мне надо это носить?

На ладошке лежала вырезанная из жёлтой ткани звезда Давида с надписью «еврей». Изабель постаралась скрыть от ребёнка своё волнение.

– Нет, не надо, – ответила она, не отводя глаз от звезды.

– Вот хорошо! – воскликнул малыш. – А то я всегда боялся, что булавка раскроется и проткнёт мне сердце!

Изабель улыбнулась сквозь слёзы: как наивен был этот страх по сравнению с реальной опасностью, чёрной тучей нависшей над маленькой кудрявой головкой.

Изабель почти не надеялась, что отцу и сыну суждено будет когда-либо встретиться. Тем не менее, следующим утром она отправилась к Мишелю Мартену и сообщила ему всю информацию о найденном ею в трабуле ребёнке, которую Мишель незамедлительно передал другим сотрудникам ОЗЕ, посещавшим транзитные лагеря. В тот же день она попросила у Себастьяна разъяснений по поводу произошедшего в Париже. Себястьян располагал некоторыми сведениями, и то, что он сообщил, повергло Изабель в шок.

– Это была облава. Всех арестованных свезли на зимний велодром и продержали там несколько дней. Всех: женщин, мужчин, детей, стариков. Практически без еды и воды. И всё это сразу после Дня независимости! А потом развезли по лагерям вблизи Парижа.

– Но почему?..

– Почему? Ты спрашиваешь: почему? Изабель, это не первая облава, хотя и самая крупная, пожалуй. Мне сказали, многих евреев спрятали парижане, сорвав грандиозные планы бошей.

– Себастьян, скажи мне, кто арестовывал этих людей?

– Не догадываешься?

– Французская полиция?

– Она самая.

Наступила продолжительная пауза. Себастьян напряжённо всматривался в несущиеся по небу облака, он не решался поведать своей соратнице главную новость. Однако молчание затянулось, и оба чувствовали неловкость.

– В лагерях под Парижем они долго не задерживаются. Ты знаешь, куда их потом отправляют? – спросил Себастьян, не глядя на Изабель.

– Ты говорил, что в Польшу, в трудовые лагеря.

– Я так думал раньше…

– А теперь? Себастьян…

– Видишь ли…, в Польше нет никаких трудовых лагерей. И в гетто их тоже не свозят.

– Куда же?

– В Польше недалеко от городка Освенцим есть лагерь. Его построили ещё в сороковом для осуждённых и военнопленных. Печально известный лагерь… Его можно называть по-разному, но, пожалуй, самое подходящее название для него сегодня – это лагерь смерти.

Изабель вздрогнула.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что у попавших туда людей практически нет шансов. В особенности у евреев и цыган.

– Их там… расстреливают?

– Нет. Их там душат газом в специальных камерах. А трупы потом сжигают в огромных печах.

Изабель не была готова к такому пояснению. Она поднялась и осталась стоять неподвижно, опершись рукою о спинку кресла, не в силах продолжать эти мучительные откровения.

– Откуда тебе это всё известно? Может быть, это ложь? – она с надеждой посмотрела Себастьяну в глаза. – Как ты можешь быть уверен?

– Эти сведения получены от польских партизан. Они знают наверняка. Арестованных с Вельдива, скорее всего, уже нет в живых. Рассказывать тебе дальше?

– Рассказывай.

Изабель удалось взять себя в руки.

– Есть мнение, что душегубка была построена специально для уничтожения евреев… Всех евреев Европы. Представляешь, Изабель? А в камере можно умертвить сразу несколько десятков людей за один раз. Известно, что из лагерей в Польшу сначала отправили взрослых, а потом детей, дня через три. И этот поток будет нескончаем.

Изабель вновь опустилась в кресло. Она была опустошена.

– И это делают люди…

– Да, люди, к сожалению. Пока они господствуют в оккупированной зоне. Представляешь, если вдруг они прорвутся сюда? Мы должны утроить свои силы. Кстати, где сейчас твой малыш?