После бессонной ночи воздух бродил, как молодое вино, и он вспомнил, как его старый учитель в теперь уже разрушенных Вейях наставлял его: «Работай хоть до упада, но решай на свежую голову!» Да! Да! Целые нундины не хватало именно свежей головы и свежего взгляда.

Отсюда уже виден Тибр. Вот там, где изгиб, течение выбросило корзинку с младенцами. На месте Форума зеленели болотца, окруженные кустами. Сквозь них продиралась волчица, преследуемая собачьим лаем. Псы пастухов не подпустили ее к загону с овцами, и ей оставалось надеяться лишь на падаль, какую могут выкинуть на берег вздувшиеся мутные воды. И вот она услышала детский плач. Она остановилась и повернула голову. Но как? Как изобразить этот поворот – нет, не только головы, но и колеса Фортуны. Ведь не услышь волчица плача младенцев, не Рим, а Вейи правили бы Италией. Здесь бы осталось болото и квакали бы не римляне, а лягушки.

Римская монета с изображением Капитолийской волчицы. Около 264–255 гг. до н. э.

Всю ночь он пытался поймать это движение, этот ускользающий образ. Он ходил из угла в угол по мастерской, но ничего не выходило. Хоть вой на луну. Вот младенцы удались сразу. Но кому нужны эти сосунки без волчицы? Может быть, все дело в том, что он никогда не видел зверя вблизи? Однажды на него напала волчья стая, но он тогда меньше всего думал о том, как выглядят эти звери вблизи. И вот теперь он узнал, что сенат решил ознаменовать день рождения Рима установлением клетки с живой волчицей. Но еще до того изваяние волчицы с младенцами Велу заказал один из римских ценителей его мастерства, считавший себя потомком Ромула.

«Хороша же римская благодарность! Волчица вскормила основателей города, а ее дочь, внучку, правнучку лишили свободы и выставили напоказ перед римскими бездельниками. Насколько же звери благороднее и благодарнее людей».

Еще издали Вел увидел толпу, окружившую клетку. Подростки и взрослые пялили глаза на зверя и обменивались мнениями.

– Смотри, как бегает, – говорил один мальчишка другому. – И глаза какие злющие.

Другой, подойдя поближе, просунул между прутьями палку. Волчица остановилась и резко повернула голову.

– Вот! – воскликнул Вел и, обернувшись, побежал вниз по склону.

Никто в толпе его не заметил.

На заре, когда зеваки вновь явились на Капитолий, волчицы в клетке не оказалось. Вместо нее там находилось терракотовое изображение животного с двумя человеческими младенцами.

Жрец, спустившийся со ступеней храма, во всеуслышание объявил это великим чудом, после чего сенатом было вынесено решение поручить отлив по глиняной модели точно такой же скульптурной группы из бронзы и водрузить ее на том же самом месте.

Капитолийская волчица

Фокион увидел его сразу, как только вступил в помещение, где много лет обучал афинских мальчиков. Человек лежал на полу, у самой кафедры, лицом вверх. Это был дряхлый старик с изможденным лицом. Редкие седые волосы слиплись от пота. Хитон, покрывавший тощее тело, весь в дырах. Приглядевшись, Фокион различил рубцы от бичей и ожоги на руках и ногах незнакомца. Конечно, это раб, бежавший от жестокого господина. Наверное, он надеялся найти защиту в храме, но силы изменили ему, и он заполз в школу. Хорошо, что еще ранний час и нет учеников. Надо дать этому несчастному воды и указать дорогу к храму.

Фокион наклонился к рабу, чтобы помочь ему подняться.

– Чей ты? – спросил он.

– Паррасий, – прохрипел старик. – Художник Паррасий. Вот, вот… – Он показывал на следы от ожогов и рубцы.