У комбайна ждала своей очереди колонна автомашин. Натужно рокотал старенький ХТЗ, вытаскивая увязший по самые оси груженый КАМАЗ.

– Во, дают! – подскакивал от возбуждения Алешка. – Тут работы на пару «газонов», а они целую автобазу пригнали! Еще и трактор – таскать их! Вот посмотришь, половина пустые уедут! – он уже забыл и косачей, и злополучные патроны. А Степан все думал, все переживал случившееся. И хоть досада терзала его сердце, но горше горького казалась сама мысль о том, что вряд ли еще когда представится случай вот так запросто видеть рядом сидящих птиц и даже целиться в них из ружья…

Вопреки Алешкиным прогнозам, работы хватило всем, все машины ушли загруженные под завязку, ему же не набрали и полкузова. Комбайнер заглушил двигатель, спустился, улыбнулся щербатым ртом и вдруг сделал коленце.

Потом вставил в щербинку между зубами сигарету, сказал:

– Вот так!

Алешка тоже засмеялся:

– Ты что, дядь Петь, специально зуб вынул, чтобы сигарету удобней держать?

– Ага. Ты тоже вынь… Когда под носом образуется.

– А как же я пустой поеду? Да поскреби еще маленько, может, наскребешь?

– Все выскреб. До зернышка.

И добавил радостно:

– Все! Кончили!

Потом Алешка и Степан ехали домой и болтали о чем-то хорошем, праздничном, и только когда подъехали к тому месту, где сидели косачи, Алешка вспомнил:

– Тьфу! Пускай старый черт эти патроны себе в мотню зашьет и носит, пока штаны не порвутся! Петушка ему захотелось, а?

Помолчали.

– …И вообще, что это за охота? Они, дурные, сидят, а мы – как в тире. Не, это не охота! Ты пешочком его найди, да успей прицелиться по летячему, выстрелить… Да еще и попади! Вот это охота! Разве не так?

Степан думал, прикидывал: где же правда? Конечно, подстрелить сидячую птицу большого ума не надо, да как откажешься? А с другой стороны, вроде бы и зазорно, и азарт не тот… И промолчал. И сказал совсем другое;

– Надо бы старику новых патронов зарядить… Всё-таки сторож, а?

Что же ты за охотник, если за всю свою жизнь ни разу не охотился в горах. Этот щекотливый вопрос долгое время мучил меня, и каждый раз, задумываясь над ним, я сознавал свою неполноценность. Конечно, можно было гордиться мастерской стрельбой по кеклику, умением отличить собачий след от лисьего, но если ни разу не поднимался к белкам, где на заоблачных лугах пасутся дикие козлы – теке, то и хвалиться нечего.

И вот, наконец, я решил восполнить этот досадный «пробел». Дела оставалось за малым – не было спутника, который бы достаточно хорошо знал горы. А без такого человека охота могла превратиться в бесполезную и утомительную прогулку.

Друзья посоветовали обратиться к старому Данияру. В небольшом горном аиле я быстро отыскал его дом. Над небольшими воротами были прибиты громадные рога тэке – охотники любят украшать жилище такими трофеями…

Хозяин кутался в заношенный овчинный тулупчик, покашливал, но встретил приветливо. Мы прошли в дом. Хозяйка куда-то отлучилась, и старик сам поставил на низенький стол горячий самовар, достал пиалы. Отвечая на многочисленные вопросы, которые никакого отношения к охоте не имели, я разглядывал комнату: в одном углу печь, с вмазанным в нее казаном, в другом – телевизор. Но антенна на крыше – точно помню – не торчала, и понаслышке я знал, что здесь, в горах, телевизор «не берет». На стене, в облупившейся самодельной рамке, многочисленные фотографии. Среди них пожелтевшая вырезка из газеты с портретом молодого солдата: на груди – медаль, в руках – снайперская винтовка – очевидно, сам хозяин.

После того, как старую кровь разогрел напиток более существенный, чем чай, я выложил свою просьбу.