– А что есть?

Степан встал, заглянул в кастрюлю:

– Борщ. С утра остался. На двоих хватит…

– А я тебе хлеба вез, сала… Бутылка с тормозухой разбилась и все залила.

– То-то прет от тебя, не продохнуть.

– Да? А я ничего, принюхался…

Молча похлебали из одной тарелки, попили чаю. Алешка ожил, ни с того, ни с сего засмеялся, сказал:

– Ох и птица дурная пошла! Косачи прям у дороги на деревьях сидят! Проезжаю мимо – хоть бы почесались!

– Техники они не боятся, – рассудительно заметил Степан, повторяя то, что слышал от старших. – Раньше, говорят, и повозок не боялись, а сейчас еду верхом – еще издали улетают…

Они поболтали о том, о сем. И Алешка уехал в ночь и крутил баранку, наверное, до утра и работал бы еще сутки или двое, потому что на уборке люди себя не жалеют и вкалывают столько, сколько вытерпит техника, но на следующий день пошел дождь, и комбайны стали. Дождь шел два дня. Еще день ждали, пока протряхнет земля и валки, на третий Алешка забежал возбужденный, ершистый – выспавшийся:

– Ты чего сидишь?! Косачи под носом, а у тебя борщ без мяса! Собирайся!

– Как «собирайся»? Куда? – заупрямился Степан.

– Хватай ружье и не рассуждай! Прям у дороги сидят! Патроны, патроны не забудь!

– Да нет у меня патронов! Не заряжался! А твои где?

– Высыпались, черт! За спинкой возил, трясет – вся дробь под седушкой!

Побежали на заимку. Старик порылся в картонной, засиженной мухами коробке, выдал десяток позеленевших патронов.

– Вы и мне, робята, петушка… Или курочку… Они сейчас скусны-и!

– Какой разговор!

Отправились. Алешка тараторил:

– Точка! Последнее поле добиваем! Техники нагнали – тьма! По десятку КАМАЗов за каждым комбайном! Пока очередь дойдет – выспаться можно!

По ухабистой лесной дороге «газик» мотало и корежило. Степан до боли прикусил язык и несколько раз боднул головой потолок. Наконец, выехали в поле. Слева редколесье, справа – жнивье.

– Вот они!

Впереди на старой березе сидели два косача. Среди ветвей еще один. На соседней – штук пять или шесть сразу, а дальше…

– Хороша стайка, – прошептал Степан и, сразу оценив ситуацию, скомандовал:

– Езжай потише. Я дверку открою и…

– Заметят! Из кабины нужно! Я стекло опущу! – И Алешка тоже потянулся за ружьем.

– А кто рулить будет?! – возмутился Степан.

– Ничего, мы потихоньку…

– А как же я?! Мне ж не видно!

– И ты тоже! В окошко!

Степан опустился на пол, стал тыкать стволом в окно.

– Локоть убери! Локоть!

Машину тряхнуло, приклад Алешкиного ружья мазнул Степана по носу, по губам.

– У-у! Осторо..!

– Приготовились! Раз… два… три!

Степан ничего не видел, но когда в окне что-то мелькнуло, он по команде нажал спуск. Бойки клацнули одновременно, но выстрелов не последовало.

– Что за черт?

Быстро перезарядили и снова – чок! чок!

Алешка повернулся, загыкал недоумевающе:

– Во, дела!

Участок, где сидели косачи, кончился, они развернулись и даже остановились, чтоб разобраться:

– Патроны старые. Или отсырели.

– Ничего, какой-нибудь все равно жахнет.

– Ага. Ты только приклад к себе прижимай. Мне ж при отдаче нос своротит!

– А ты локтем в бок не тычь… Там же чирь!

Проехали еще раз. И снова не прозвучало ни одного выстрела.

– Ты как хочешь, а я дверку открою, – сказал Степан.

– Мне ж ничего не видно!

– Ладно. Только не метельши! – он говорил «метельши» – от метели…

Поехали третий раз, потом – четвертый. Вначале Степан таился на подножке, потом встал во весь рост и, наконец, перебрался в кузов…

Потом Алешка остановил машину и тоже залез в кузов; они расхаживали, менялись патронами, разговаривали в полный голос, щелкали бойками туда-сюда: Клац! Клац! Тюк! Тюк!

А птицы сидели и невозмутимо поглядывали на людей. И только когда возня внизу им наскучила, взяли и улетели. А друзья поехали в поле.