Он продал всего сто два экземпляра за два года.

– История о Потрошителе живет до сих пор, – молвил доктор Уилсон, – потому что до сих пор какие-то вопросы не отвечены. В каждом вопросе радость, в каждом ответе – утрата. Если бы ты по методу активного воображения Карла Густава Юнга вообразил себя Потрошителем, ты бы разгадал его загадку, и убил бы его этим.

Лицо Эда переменилось – от осознания.

– В ответе – утрата… – протянул он, глядя куда-то мимо собеседника. – Убийца, который жаждет разгадки, жаждет смерти… Мортидо! Не рубедо!

– Усталость и угасание, – подтвердил Уилсон. – Вовсе не бог и любовь – в образе взошедшего алого солнца.

Писториус нахмурился.

– Что может подтолкнуть человека перестать стремиться к жизни – перевернуть, извратить самый базовый инстинкт? – он пожал плечами, озвучивая очевидную догадку. – Миру, все же, нужны патологоанатомы.

– И гробовщики, – согласился Уилсон, а затем ухватился за мысль. – Он рядом со смертью. Ее символ – другой. Он режет как хирург, он режет трупы. Эдвард, это оно!

Уилсон уже сорвался с места, огибая нагромождения лабиринтов архива, и на бегу обернулся:

– Спасибо.

Эд смотрел ему вслед и прислушивался к торопливым шагам, удаляющимся по коридору. На пути Уилсону попался Клеман – выходивший из мужского туалета, поправляя манжеты рукавов.

– Сэр, он режет как хирург и не боится смерти, – выпалил Уилсон, и от его дикого вида – как у ученых, орущих «Эврика!» – Клеману стало не по себе. – Он патологоанатом.

Таксист, отвозивший пассажира с длинными волосами, в очках, кепке, похожего по описанию на преступника, нашелся – но ничего полезного, увы, сообщить не мог – кроме того, что высадил того у жилого дома в Саутуорке, на южном берегу Темзы. Никаких деталей он не прояснил – кроме того, что голос у пассажира был приятный.

Кукла оказалась популярной игрушкой – и продавалась во множестве магазинов, как и бумажный змей. Отследить их покупателей было просто невозможно.

Офис опять был занят телефонными звонками и проверками – на сей раз патологоанатомов, благо их в столице меньше, чем врачей. Фильтр по возрасту от двадцати до пятидесяти – и предположительное место обитания в Ист-Энде, в радиусе пары миль от квартала места преступления.

– Студенты, – подсказал Уилсон. – Их не стоит исключать.

Марс не возражал.

– Студентов – и преподавателей – через учебные заведения, – распорядился он. – Берите Пеше – и по списку.

Клеман в кабинете за стеклом, преимущественно молча, слушал по телефону рекомендации – больше похожие на выговор – от Службы столичной полиции. Спустя четверть часа он положил трубку, устало прикрывая глаза – но в общий офис вышел не сразу.

Дарио уже делал заметки, составлял план и был готов к действию.

– Будем ли мы рассматривать судебных медиков? – подал голос он. – Они тоже своего рода патологоанатомы, когда имеют дело не с живыми – но в полиции. Если он маскировался и не оставил следов, он знаком с процедурой расследования.

– Всех рассматриваем, – кивал Марс.

– Можно начать с Медицинской школы при Госпитале святого Джорджа, – Дарио поднял взгляд от записей в блокноте на Уилсона. – У тебя еще есть идеи?

– Нужно придумать систему опроса – студентов и преподавателей. Они вспомнят кого-нибудь особенного из бывших учеников и помогут выделить типаж нашего рассказчика, но типаж рассказчика обитает в разных местах. Кто-то на дневном, кто-то на вечернем. Кто-то работает и учится… Я боюсь, что я, как преподаватель судебной психиатрии, вижу не совсем такой же срез студентов. Ты давно закончил обучение?

– Чуть больше двух лет назад… – Дарио задумался. – Он убивает ночью. Ему нужно это как-то совмещать с жизнью. Самообразование?