– Здравствуй, девица-краса! Что за сокровища собираешь ты на заре, когда мир еще дремлет в объятиях тумана? – спросил Иван, лукаво прищурив глаз, словно солнечный зайчик заиграл в его ресницах.

В груди Аглаи от неожиданности вспыхнул трепетный огонек, но она, не теряя достоинства, ответила:

– Собираю травы целебные, росой утренней напоенные. В них сила живая, да исцеление.

Иван с неподдельным интересом заглянул в корзину Аглаи, словно пытаясь разгадать тайну, сокрытую в душистых травах.

– Здорово! И я природу уважаю. Сам охотник, да только беру у леса ровно столько, сколько нужно, чтобы семья не голодала. А ты, случаем, не знаешь, какие травы от каких хворей спасают?

Аглая, чувствуя, как робкое стеснение отступает, заговорила об исцеляющей силе трав, о каждой травинке, собранной с любовью и знанием дела. Иван слушал, завороженный, словно внимал колдовской сказке, перебивая лишь редкими вопросами да меткими замечаниями, обнаруживая свою собственную глубокую связь с лесом и его тайнами.

Незаметно для них рассвет расцвел в солнечное утро, сотканное из шепота листвы и щебета птиц, а их разговор все лился, словно лесной ручей, не знающий устали.

Между разговорами молодой парень украдкой оглядывал ее пышную, но горделивую фигуру, черные, словно вороново крыло, волосы, тугой косой ниспадающие на плечо. Невольно залюбовался.

– А я вот с охоты возвращаюсь, – сказал он, кивнув взглядом на пару зайцев. – Если желаешь, могу поделиться. Или, если будет угодно, в следующий раз свежей дичью побалую.

Иван лукаво улыбнулся, но Аглая в ответ лишь нахмурилась.

– Не по нраву мне охота. Жаль зверье. Лучше бы лес берег, чем жизни отнимать.

В глазах Ивана вспыхнуло удивление.

– Ты видать, нездешняя? У нас в деревне охота – как хлеб насущный. Как иначе семью прокормишь?

– Прокормить можно и умом, – возразила Аглая, и в словах ее прозвучала странная убежденность. Уголки губ тронула загадочная улыбка, от которой Ивану стало не по себе.

Развернувшись, она легко ступила под сень деревьев, словно лес был ее родным домом, оставив Ивана одного на опушке, терзаемого смутными догадками.

«Что за диковина? И почему от одного ее взгляда мороз по коже?» – недоумевал он, провожая взглядом ускользающую фигуру.

Девушка, сорвав последнюю былинку и бережно уложив ее в корзину, отряхнула цветастый передник и пристально устремила взгляд на Ивана, словно пронзив его насквозь.

– Я здешняя, Иван. Коренная. Живу в этой деревне с самого рождения.

– Откуда ты знаешь мое имя? – изумился парень. – Ах, вот оно что… Так ты, видать, та самая колдунья, о которой шепчутся за спиной. Тебя Аглаей кличут, верно?

– Может, та самая, а может, и нет, – с лукавой улыбкой промолвила девушка, словно играя словами.

– Бррр… С детства мороз по коже от одного слова «колдун». Не верю я в колдовство. Хотя, был один дед-знахарь, помню, жизнь мне спас. Видать, не всякая ворожба – зло. А ты, скажи на милость, какая колдунья – светлая или темная? – не унимался Иван, словно зачарованный.

– А как сердце подсказывает? – Аглая бросила на него взгляд, полный колдовских чар.

– Нуууу, – протянул Иван, задумчиво почесывая подбородок. – При такой красоте… злодейкой быть просто непозволительно.

– Ну, вот так и думай дальше, – тихо засмеявшись ответила девушка.

Подхватив лукошко, полное душистых трав, она, словно юная лань, легко и гордо зашагала в сторону деревни. Иван, завороженный, шел следом, любуясь ее станом – величавым и плавным, словно лебедь, скользящий по зеркальной глади озера.

«Хороша, девка, да не для моей души», – кольнуло Ивана, словно льдинкой в самое сердце. – «Только колдуньи в моей жизни и не хватало, чтоб совсем кукушка съехала».