Собрав свой врачебный арсенал, она быстрым шагом двинулась следом за Иваном, к самой дальней околице, где находился его дом.

Призрак Марфы

Во дворе взгляд Аглаи наткнулся на дядю Федора – отца Ивана, Тот в это время рубил дрова. Замахнувшись для очередного удара по паленице, пожилой мужчина при виде Аглаи, которую ранее не видел, испуганно отпрянул. Рука, державшая топор, ослабла, и топорище с глухим стуком упало на землю.

– Здравствуйте, – поздоровалась Аглая и, устремив взор в его испуганные глаза, тихо спросила:

– Что с вами? Вам тоже нехорошо?

Отец отмахнулся рукой от нее, словно от назойливой мухи или приведения.

– Да нет – нет… Все в порядке. Иди в дом, – пробормотал он, провожая ее широко раскрытыми, испуганными глазами.

«Странный какой…» – кольнула мысль, но тут же Аглая затерялась в водовороте собственных тревог, едва она переступила порог просторного дома.

Тусклый свет керосиновой лампы, дрожавшей на столе в отдалении, выхватывал из мрака измученное лицо женщины. У кровати, где покоилась мать Ивана, неустанно хлопотала бабка Марийка, прикладывая к горячему лбу холодный компресс, словно пытаясь укротить бушующий внутри огонь.

Прохладные пальцы девушки осторожно коснулись руки женщины, скользнув к запястью. Пульс бился часто, тревожно трепеща под кожей. Аглая мягко расспросила мать Ивана о боли, и сразу стало ясно: мигрень. Та самая, от которой свет ранит глаза, а виски сдавливает невидимыми тисками, грозя расколоть голову на части.

– Сейчас станет легче, – прошептала Аглая, тихим голосом пытаясь усмирить бушующую бурю в голове больной.

Заварив пригоршню листьев пиретрума, валерианы, пустырника и мяты перечной, и добавив несколько капель экстракта коры ивы из старинного пузырька, Аглая прочла нараспев короткую молитву, затем еще что-то зашептала, словно заклинание, и, поднеся чашку к иссохшим губам женщины, с надеждой взглянула ей в глаза.

– Пейте до дна. Только этим настоем моя бабушка и спасалась от головной боли.

Женщина послушно отпила глоток. Лицо ее исказила гримаса, словно от прикосновения к чему-то нестерпимо горькому.

– Ох, какая горечь! Но я готова выпить хоть яд, лишь бы избавиться от этой проклятущей боли, что сверлит виски.

Аглая приложила ладонь к пылающему лбу женщины и долго, словно заклинание, шептала что-то над ней. Не прошло и часа, как мгла отступила от матери Ивана. Слабая улыбка тронула ее губы, и на щеках пробился робкий румянец.

Просидев еще час и убедившись, что болезнь отступает, Аглая засобиралась. Оставив пучок целебных трав, она наказала заваривать настой и пить его еще как минимум два дня.

– Спасибо, Аглаюшка, ты меня с того света вытащила, – весело запречитала мать Ивана, пытаясь встать с постели.

– Нет-нет! Лежите, вам еще нужен покой, – заботливо укладывая женщину на две пуховых подушки обмолвилась Аглая.

– Мне пора, а то уже ночь на дворе, – поспешила Аглая к порогу.

– Ванюша, что стоишь как вкопанный, поди проводи девушку до дому, – обратилась мать к сыну.

Бабка Марийка вышла вместе с Иваном проводить Аглаю до калитки. На скрипучем крыльце, словно старый ворон, примостился Федор.

– Ну, как там моя голубка? Полегчало ей? – встрепенулся он, вскакивая с места, и, услышав успокаивающий ответ, выдохнул с облегчением, словно гора с плеч свалилась.

– Ну, слава Богу, спасибо Аглаюшке, а то мучилась бы Светланка твоя еще всю ночь, да не приведи Господь, кровь бы в голову ударила. – прошамкала беззубым ртом бабка Марийка, перекрестившись. – Ну, что ж, и я пойду до дому. А ты, Иван, проводи Аглаю до самого порога, чтоб добралась в целости, – напутствовала она, зябко кутаясь в свой потертый платок.