Я задержалась на краю зала, наблюдая, как темноволосая женщина перебирает струны арфы. Бледно-зеленые взволнованные глаза музыкантши намеренно смотрели на струны, словно она видела там написанные ноты, и ее руки двигались быстрее, чем создавалась мелодия. Я пыталась понять эту милую череду звуков, но не могла.
– Маргарита просто чудо.
Я едва не подпрыгнула. Рядом со мной стояла Ниа – одна из женщин, с которыми я говорила в прошлый раз. В своих модных узконосых туфлях она ходила мягко и тихо.
– Ее музыка прекрасна, – согласилась я, не зная, что еще сказать.
– Прекрасна, и да, это ее музыка. – Ниа улыбнулась. – Она композитор, а не просто арфистка. Эту пьесу она написала сама.
Я уставилась на арфистку. Должна признаться, я испытывала небольшое превосходство перед многими собиравшимися здесь богатыми женщинами, предполагая, что они, возможно, имели талант в своих сферах, но сами не были художницами, несмотря на культурную направленность салона Виолы. Что я считалась здесь особенной персоной – и даже среди знати мне не было ровни, за таким редким исключением, как сама Виола.
Оказывается, я ошибалась.
– А вы тоже художница? – спросила я Нию.
Она засмеялась. Ее белые зубы ярко блеснули на фоне темных губ.
– Нет, я не художница.
Это было небольшим облегчением, пока она не добавила:
– Я изучаю древнюю историю и языки. Мне попались старинные пеллианские свитки, которые я уже почти перевела.
Мой рот снова открылся.
– Древний пеллианский? Ушам своим не верю. В мире, возможно, существует только пять человек, которые могут это читать.
Ниа снова засмеялась.
– Вы почти правы. Но я нахожу изучение древних языков очаровательным занятием.
Ей повезло, что она может изучать языки, подумала я. Наверное, отец потакал ее интересам. Или, возможно, женщины-ученые распространены в Объединенных Экваториальных Штатах.
– Вы пеллианка, верно? Извиняюсь за грубый вопрос.
– Никакой грубости в этом нет, – ответила я.
Мало кто из галатианцев обсуждал наследственные линии и благородные дома. Им не хватало для этого смелости.
– Но я мало знаю о древней Пеллии, – я засмеялась. Как и о современной Пеллии.
– Несколько раз я посещала пеллианский квартал. Среди современных потомков трудно найти остатки древней культуры. Хотя что тут удивляться! Галатианцы больше не жертвуют птиц небесным богам.
Она говорила так, словно ее слова была понятны каждому, а не только антикварам.
– Швея!
Еще одна женщина, которую я запомнила с прошлой встречи, присоединилась к нам. Паулина, маленькая брюнетка.
– Вы вернулись? И снова говорите об экономической теории?
Я хотела было обидеться, но Паулина вела себя вполне серьезно. Неужели ей понравилось то, о чем я говорила?
– Пока еще нет, – ответила Ниа. – Мы обсуждали пеллианский квартал и мои исследования. Знаете, самой пеллианской вещью, которую я там видела, были необычные шапочки.
– Да, – сказала я, подстраховав свой ответ, – это символ группы рабочих.
Ниа кивнула.
– Лиги рабочих.
Я не удивилась тому, что представительница хорошо начитанного салона Виолы знает их правильное название.
– Смущенно признаюсь в своем невежестве, – добавила она. – Я не верю, что они являются пеллианской организацией.
– Пеллианцы недовольны работой, которую им дают, – быстро вмешалась Паулина. Она покраснела, взглянув на меня. – Я хочу сказать, недавние иммигранты. Они считали, что Галатия в сравнении с Пеллией будет рогом изобилия. Возможно, так оно и есть, но зимой предлагаемое колчество работы сокращается.
– Так происходит не только у пеллианцев, – осторожно заметила я.
– Именно, – кивнула Паулина. – Если бы Ниа вытаскивала почаще свой нос из умных книг, она увидела бы эти шапки по всей Галатии.