Как-то в Сирии я уснул у могилы Билаля-муаззина[63], и мне приснилось, что я в Мекке, а Посланник входит в ворота Бану Шайба, бережно неся у своей груди старца – так, как обычно носят детей. Я подбежал к нему, поцеловал сзади его стопу и остановился, спрашивая себя, кто же этот старец.

Посланник чудесным образом прочитал мои мысли и сказал: «Это твой имам и имам твоих земляков», имея в виду Абу Ханифу. Этот сон пробудил мою уверенность в себе и своих земляках.

Более того, сон убедил меня в том, что Абу Ханифа – один из тех, кто, упразднив свои природные свойства, продолжает выполнять предписания Священного Закона, как следует из того факта, что его нёс Посланник. Если бы он шёл сам, то [это означало бы, что] его свойства ещё не упразднены. Такой человек может быть как все, а может иметь изглаженные свойства, но так как его нёс Посланник, значит, его атрибуты уже исчезли и его поддерживают дарующие жизнь атрибуты Посланника. Посланник не может ошибаться; также невозможно, чтобы ошибался тот, кого Посланник поддерживает.

Когда Дауд Таи завершил своё обучение, он пришёл к Абу Ханифе и спросил у него;

– Что мне теперь делать?

Абу Ханифа ответил:

– Применяй то, что ты узнал, ибо знания без их приложения – как тело без духа.

Кто довольствуется одним обучением – тот не обучен; подлинному учёному учёности мало.

Точно так же Божественное руководство (хидаят) включает самообуздание (муджахадат), без которого недостижимо созерцание (мушахадат).

Нет знания без действия, ибо знание – продукт действия, оно порождается, развивается и используется благодаря действию. Эти две вещи нельзя разъединять – они неразделимы, как свет солнца неотделим от солнца.

Он был имамом своего времени и общался со многими видными шейхами. Он автор известных трудов и чудотворец. О его обращении рассказывают так: он любил одну девушку и однажды зимним вечером стоял у подножия стены её дома. Она вышла на крышу, и они до зари не сводили глаз друг с друга.

Когда Абдаллах услышал призыв к утренней молитве, он подумал, что призывают на вечернюю молитву, и, лишь увидев восходящее солнце, он понял, что всю ночь не отводил восхищённых глаз от любимой.

Он воспринял это как предупреждение и сказал себе: «Стыдись, сын Мубарака! Целую ночь ты простоял на ногах ради собственного удовольствия, а ведь тебя раздражает, когда имам читает длинную главу Корана».

Он раскаялся и посвятил себя учёбе, стал вести жизнь подвижника и достиг столь высокой ступени, что однажды его мать нашла его спящим в саду, а большая змея отгоняла от него комаров веточкой базилика, которую держала во рту.

Потом он уехал из Мерва, какое-то время жил в Багдаде, общаясь с суфийскими шейхами, затем на некоторое время перебрался в Мекку.

Когда он вернулся в Мерв, люди встретили его дружелюбно, учредили для него преподавательскую кафедру и нашли помещение для занятий (дарс у маджлис нихаданд). В те времена половина жителей Мерва была последователями Речений, а другая половина – приверженцами Мнений, как и сейчас. Они называли его Рази аль-фарикайн [ «Согласие расколовшихся надвое»], потому что он жил в согласии с обеими сторонами, и каждая сторона считала его своим.

Он построил в Мерве две обители (рибат) – одну для последователей Речений, другую для приверженцев Мнений. Постройки дошли до наших дней, сохранив свой первоначальный облик.

Впоследствии он уехал в Хиджаз и поселился в Мекке.

На вопрос, что удивительного он видел, он сказал: