– Как можно отказать такой красавице – я удивлённо поднял бровь и схлопотал ещё один мягкий удар в плечо.

– Хорош болтать – постаравшись придать голосу серьёзность, она указала подбородком на убегающую за деревья дорогу. – Пойдём, раз решили.

Мы двинулись по тропинке – не задумываясь, зачем мы идём в посёлок и что хотим там увидеть. Точнее она-то знала, что там будет – знакомые люди, привычные дома, какие-то знаковые, выбивающие воспоминания и ассоциации вещи… и меня снова посетила мысль о том, что я всё это уже мог бы посмотреть. Будь мы оба подключены, в поселок можно было бы и не идти. Чёрт, а я ведь думал, что уже совсем перестал вспоминать обо всех этих возможностях. Слезть с этой информационной иглы, оказывается, было тяжелее, чем мне казалось.

Но через пару километров пути я уже так не думал. Точнее, я не думал об этом вовсе – происходящее вокруг полностью завладело мной. Размеренный шаг убаюкивал, мы шли почти молча, лишь изредка перебрасывались незначительными фразами – но нам было хорошо, и это было главное. До чего же приятное ощущение – чувствовать рядом живого человека, наслаждаться его присутствием, прорывающимся сквозь морозный воздух запахом дыхания или волос… и наплевать, что там на самом деле творится у него в голове.

Она вдруг нарушила тишину леса.

– Ты знаешь… Я вот всё иду и думаю… над тем, что ты мне рассказал. Я вот, например, вела дневник. Долго, с третьего класса до одиннадцатого. И потом, когда перечитывала… такие разные эмоции испытывала. Где-то, конечно, смеялась до упаду – как я на бабушку обиделась, например, и соли ей в компот подсыпала… а где-то – её карие глаза стали задумчивыми – … такие вещи прочитаешь. Где-то родители ссорятся, собака у нас умерла… и это всё таким детским языком написано, таким почерком – буквы пузатые, смешные – так грустно становится. Всё будто оживает перед глазами. Я бы не хотела, чтобы этот дневник у меня постоянно перед носом висел. Пролистнул разок, всплакнул где-надо, посмеялся. И хватит. Да? – она вопросительно смотрела на меня, ожидая какой-то ответ.

А что я мог ей сказать? Да. Хватит. Но она никогда не была Подключённой. Она не знала – какой это кайф – творить прямо из ничего, быть в курсе всего… и какая это боль и грязь. Ты окунаешься в чьё-то больное воображение – и твой мозг, подхватывая волну, начинает гнать тонны отвратительного контента, который сливается в хранилище словно по какой-то зловонной трубе… А потом однажды это хранилище кто-то достаёт и выливает на голову всем, кому не лень сделать всего лишь один клик на своём виртуальном интерфейсе. Разворошить всю твою ложь и убогую, нелепую и никому не нужную правду. Сомнения, поступки, за которые тебе стыдно. Поступки, за которые не стыдно – но большинству они покажутся всё равно просто отвратительными.

Я остановился – скрип снега под ногами словно замер вместе со мной, повиснув эхом в привыкших к нему ушах. Она встала рядом, лицом ко мне, на расстоянии вытянутой руки – и все мои «блики», фантомы, лишние мысли растворились в окутавшей нас тишине. Не упали в дальний угол флэш-накопителя, а просто исчезли. Почти навсегда. Остался только лес, мороз, и красивая девушка передо мной. Загадка, образ, который никогда не вывернется перед тобой калейдоскопом до оскомины подробных картинок даже на одну сотую часть. Мне захотелось обнять её.

– Да, Марин. Дневник – это круто. Его не обязательно часто листать. А потом можно передать его детям. Пусть прочитают, что захотят. Узнают про жизнь мамы то, что она сама захотела рассказать, будучи ребёнком… А то, чему места в нём не нашлось, пусть и пропадает к чертям. Да?