Она начала искать в кармане ключи. Чуть прихрамывая и пройдя пару шагов к дверям, она уже было достала их и прислонила к домофону. Он стоял в том же положении и, улыбаясь, смотрел на неё сквозь очки мечтательным взглядом.

Вдруг она неожиданно обернулась, и ему пришлось притвориться, что он вовсе не глядел на неё в это мгновение. Волосы девочки слегка приподнялись на ветру. Правую щёку и затылок Коли снова окатило тёплыми мурашками, заставившими его взбодриться. «Странно, – подумал он в одну секунду, – такие же появляются во время страха, холода или озноба от высокой температуры. Но эти очень даже приятные!» Мурашки эти не кололи… они укутывали, как мягкий шерстяной свитер или пушистое одеяло: от них становилось намного теплее и уютнее, они словно придавали сил. Коля был прав: эти ощущения были особенными, хотелось испытывать их снова и снова. Но в тот раз они продолжались недолго.

– Слушай, так мы до сих пор не познакомились даже!

– Ой, да! Кстати! Меня Коля зовут! Коля Труфин, ну, то есть просто Коля, – начал он опять путаться в словах. Она с доброй улыбкой ответила:

– А меня Катя! Просто Катя, – сказала она и, снова рассмеявшись и прикусив от улыбки нижнюю губу, открыла дверь подъезда.

– Катя. Хорошо, пока! – улыбнулся он и собрался помахать ей рукой, тут же убрав её за голову, будто почёсывая затылок.

– Пока, пока!

Дверь закрылась. За ней скрылось чудо, то самое чудо, что даёт человеку возможность летать, парить в воздухе от счастья!

– Катя, – повторил Коля вслух. С блаженной улыбкой он всё ещё смотрел на дверь подъезда. – Катя… И что это со мной? – прибавил Труфин и медленно пошёл обратно.

Он не спеша отправился в противоположную сторону, туда, через дорогу, где находилась школа; она была по пути. Неподалёку какая-то старушка усердно бросала голубям то ли семечки, то ли пшено, а они старались подобрать всё, что падало к ним сверху, часто отскакивая от очередной неожиданной порции корма и тут же торопясь подбежать обратно раньше остальных. Коля прошёл дальше, держа руки в карманах, с сияющим выражением лица всматриваясь в синее небо. Он остановился, когда увидел уже знакомого снеговика, улыбнулся и даже приветственно помахал ему. Он чувствовал настоящую свободу, душераздирающее желание жить, творить, хоть и не знал тогда, что именно. Ему не мешал ветер, солнце уже не слепило глаза. Ему казалось, что его никто не видит и можно делать всё, что угодно. Около школьного двора, напоминавшего теперь пустой вокзал, где только что провожали и встречали родители своих детей, Труфин остановился и кинул взгляд на скользкий асфальт, послуживший поводом к перевороту в его душе. Подкидывая в небо шапку, с детской радостью насвистывая одному ему знакомую мелодию и подскакивая необычайно высоко, он шёл домой. Проходя мимо детской площадки, Коля услышал, как мальчишка лет трёх-четырёх окликнул его:

– Дядя! Подай мячик!

Высунувшись через пару секунд из-под скамейки, Труфин сказал:

– Вот, держи! – и отдал ребёнку его сине-зелёный мяч.

– Спаси-и-ибо! – протянул мальчик в комбинезоне и шапке с помпоном, с улыбкой принимая из рук незнакомца самое дорогое, что у него есть.

«Дядя? Хм… А ведь правда!..»

Он почувствовал мгновенный прилив сил, его будто зарядило энергией. Стало легче внутри, тяжесть учебников за спиной почти не чувствовалась. Повернув за переулок, Коля снял с себя рюкзак, прокрутился с ним в руках раза два и упал в снег недалеко от дороги, раскинув руки и ноги в разные стороны. Он пролежал так минуту, пока не начало возвращаться ощущение холода. Наконец, вспомнив о гитаре, он встал и медленным шагом пошёл на курсы, уже давно опоздав на них.