Он не подошёл к ней. Невидимая стена остановила его. «Что я ей скажу?» – пронеслось в голове Коли. – «Что я собрался делать?» Эти два вопроса ударили по его сердцу, которое начало уже сильно биться при виде Кати. Он понял, что первый раз в жизни боится подойти к тому, с кем уже общался. Одна за другой стали всплывать в нём мысли, о которых он не догадывался прежде. «А ведь это я виноват в том, что произошло вчера, – говорил он себе, медленно поднимаясь обратно по лестнице и вспоминая о больной ноге его таинственной знакомой. – Не я начал разговор! Если бы она не сказала ни слова… я бы прошёл мимо… И когда мы шли, она тоже начала говорить первой… Неужели я ничего бы ей не сказал?» Коля шевелил губами, проговаривая что-то вслух, задавая вопросы и отвечая на них. Но никто его не слышал и не видел…
Два дня проплыли без единого изменения. Ничего не получалось, ничего не двигалось, а время шло. Только раз за это короткое время взгляды Коли и Кати встретились. Но ненадолго. Обошлось лишь приветственной улыбкой, во время которой Коля ни на шутку испугался своей скромности. Он вновь ощутил величие своей беспомощности. «Да, в женщине, как говорится, должна быть загадка, но иногда эта загадка способна убить того, кто пытается её разгадать», – думал Труфин, случайно натыкаясь на философские мысли в своей голове. Чем больше времени проходило с того дня, тем сложнее было что-то предпринимать. Коле казалось, что исправить ошибку позже будет глупо. Он не мог ничего с этим поделать, а на уроках не мог думать ни о чём другом.
Кабинет физики выглядел по-прежнему мрачно. Шёл очередной учебный день, школьники рассаживались за парты. Труфин пробирался вперёд, поглядывая на электрические приборы и механизмы, заточённые в тёмных стеклянных шкафах. Два раза в год учительница доставала одно из тех устройств и начинала наглядно что-то объяснять. Только тогда всем становилось интересно. Сегодня все заманчивые электрические машинки так и остались запертыми вдали от любопытных учеников.
Труфин подошёл к первой парте, поглядывая на дверь лаборантской, где и находилась на тот момент классная руководительница восьмого «А», преподавательница физики. Рядом, как и раньше, сидел Кротов, сонно смотря куда-то в угол кабинета с угрюмым лицом.
– Здоро́во! – начал он грубым тоном. – Я вчера со своими поругался!
Коля вопросительно окинул его взглядом, но не промолвил ни слова.
– Я им говорю: «Да не хочу я быть юристом!» А они мне, знаешь, чё? – Коля поднял брови и ещё раз взглянул на своего собеседника. – Сказали, что это несерьёзно. Мол, спорт для тех, кто плохо учился, у кого нет возможности хорошее образование получить. А на кой оно мне сдалось?! – нахмурившись и повысив тон, продолжал Дима.
– Ну а ты что?
– Сказал, что хватит уже! Надоело. И правда: почему я должен делать, что не хочу? Ну… покричали друг на друга. Так и не знаю, поняли или нет.
Коля с сожалением вздохнул.
– Ладно, проехали, – прервал Дима сам себя.
Посидели молча. До урока оставалось ещё пять минут. Через некоторое время Дима взбодрился и стал потихоньку хихикать.
– Ты чего, как под гипнозом? Влюбился что ль? – спросил он, всё ещё улыбаясь. Коля вдруг сделался серьёзным, чуть-чуть прищурил глаза и повернул голову к Диме. Тот кашлянул и быстро замолчал.
– По-твоему, любовь – это смешно? – строго спросил Коля. Он смотрел теперь поверх очков испытующим взглядом на оторопевшего одноклассника. Дима на секунду потерял способность что-либо отвечать.
– Да… нет. Я так, пошутить хотел…
– Не смешно! – отрапортовал Коля. «Да, ведь это, действительно, любовь! – подумал он. – И почему люди говорят на эту тему с пренебрежением и насмешкой?» Пауза затянулась.