– Слушай, Линь, ты как-то не говорила вчера… Как муж относится к твоей работе?

– Ему все равно, – Линь изломила губы в злой улыбке, не отрывая взгляда от порхающей над тканью иголки. – А если не все равно, то говорит, что нечего здесь делать. Что это за такие деньги вообще никому не нужно.

Санька прикрыл глаза. Кофе бил по обонянию, но никак не мог достучаться до засыпающего мозга, в котором вместе с капителями сознания рушились последние блокировки. Не ткань сшивали эти ловкие пальцы, а само мироздание, которое трещало по швам все последние месяцы. А подсознательное уже уходило вразнос, мысленно убирая с Линь всю лишнюю на его взгляд одежду, превращая в реальность мечту прикоснуться к этим алым губам, которые, казалось, в жизни не знали помады, крепко обнять за плечи, и плевать, что между ними двумя пропасть в двадцать лет и целую жизнь…

– Кто играет в бридж, Линь? – спросил Санька дрогнувшим голосом, отгоняя манящее видение.

– Бог, – ответил голос на краю бездны.

– Его нет, Линь.

– Я знаю.

Тик-так.

Его нет, Линь.

Тик-тик-так.

Я знаю.

Я знаю, что меня нет.

Санька вскинул голову. Линь по-прежнему сидела рядом, руки ее шили, но пронизывающий чужой взгляд гипнотизировал Саньку, заставляя покрываться мурашками обнаженную спину.

– Ты не Линь, – выдал Санька, отшатнувшись.

– Да, я не Линь.

– Кто ты?

– Я Бог.

– Но тебя нет!

И ясно уже, что это сон. Один из тех кошмаров, в которых дорогие тебе люди… О, нет… Сердце Саньки пропускало удар за ударом, пока Линь на его глазах раздваивалась. Настоящая падала с кресла как в замедленной киносъемке, вытянув в сторону руку с иголкой, и мара, назвавшая себя богом, осязаемо плотная, двухметровая тварь, выросшая прямо из девчонки, нависала над Санькой, как дамоклов меч. Глаза ее, украденные у мраморной статуи, впивались в Саньку с такой силой, что лишь спинной мозг еще делал попытки выкарабкаться из этой бездны ужаса.

– Валите отсюда все! – голос Лины ворвался в уши, заставив Саньку подскочить на месте. – Дайте поспать человеку, черт бы вас побрал. Я сама вам открою чистую зону…

Санька потряс головой. Дышал он как вытащенная из воды рыба, трекер в кармане брюк звенел на одной ноте… Но мир вокруг стал прежним. В дверном проеме маячила тонкокостная фигурка Лины, расставившая руки и явно не желающая пускать галдящих на заднем плане чужаков в Санькину каморку.

А плечи прикрывала заштопанная рубашка.

– Он говорит: сегодня мы играем в бридж, – прошептал Санька, вскакивая и судорожно одеваясь. – Он говорит: это реальность и ты не спишь…

– Что с тобой, Саня?

Линь вдруг оказалась совсем близко. Неприкрытая тревога светилась в этих глазах цвета морской волны над отмелью – сумасшедшая смесь бледно-голубого, светло-зеленого и серого.

– Все хорошо, Линь, – выдавил из себя Санька. – Все хорошо. Пойдем… Поиграем в бридж.

***

«Он говорит: „Сегодня играем в кости“, но я-то знаю, что все одно – подкидной…»

И даже ясно, кто у нас в дураках остался. Санька, вернувшись в реальность, опять попал с того же места на пластинку своего начальника. Пароёрзов, человек где-то неплохой и даже благородный, был при всем этом болен начальственной заразой: желанием покомандовать и полной убежденностью в собственной правоте. Да и видеть реальные перспективы и сроки ему тоже удавалось с трудом. Но сейчас, кажется, он был встревожен не на шутку, раз собрал в пультовой только самых-самых.

– Я был у директора центра, пытался как-то повлиять на ситуацию, но то ли у него нет рычагов, то ли он не хочет себе проблем… – Пароёрзов тряхнул седыми космами. – Я знаю ровно столько же, сколько и вы. Да, к нам будет прислана бригада психологов. Да, по их тестам будет определена профпригодность. Но мы обязаны запустить стенд, провести измерение коэффициента усиления и точка. Если они будут вас вызывать к себе, то всем не уходить. Организовывайтесь, подменяйте друг друга… Работа не должна простаивать.