Чтобы не потерять ни дня занятий, мы срочно взялись за переустройство нашей квартиры в гимназию. Развернув два стола, письменный и овальный, так, чтобы выиграть как можно больше места, мы пришли к выводу, что больше десяти детей за два стола никак не посадить, и стали изобретать третий. Сохранившаяся за шкафом доска (кажется, с её помощью раньше раздвигали стол) удачно легла на подставку от швейной машинки Зингер. Ажурные ножки машинки из черного металла с витиеватым рисунком таили педаль и соединенное с ней большое колесо, на которое при необходимости натягивался тугой ремень ножного привода. Эту педаль (без ремня) раскачивало ногой не одно поколение в нашем семействе: колесо могло вращаться вперед и назад, слегка поскрипывая и достигая желаемой немалой скорости. Предположить, что самые примерные ученики, сидя за этой «партой», не будут качать педаль было невозможно. Я полезла привычно смазывать рычаг машинным маслом.
Да, но писать-то не на чем! Доски нет, и повесить её решительно некуда: с одной стороны – портрет Шишкова, который, удобно сидя в кресле возле сложенного стопкой толкового словаря великорусского языка, взирает на бюст Пушкина в другом конце комнаты, словно думая, простить ли; с другой – три богини в горном пейзаже (картина почти во всю стену) ожидают вожделенного яблока, смущая обещаниями обескураженного Париса. Между балконом и окном – старинное бюро. Вот на нем-то и будем объяснять. Родителям брошен клич: каждый приносит рулон ненужных обоев!
– Елена Фёдоровна, отмотайте, пожалуйста, Вы как раз объясняли этот материал на той неделе; да, да, после примеров по математике! – У нас до сих пор хранится образец такого рулона.
В понедельник утром раздался звонок в дверь, и потекли детки: круглолицый Вова, очень серьёзный с министерским портфелем в руках, в сером пальто, застегнутым на все пуговицы, и в тёмной шапочке, низко натянутой на уши; Кирюшка с лукавым взором и сияющей хитрой улыбкой; Андрюша с розовыми яблоками щёк; за ними плетётся волоокий Янис в туго зашнурованных ботинках (после уроков он задумчиво усядется их бесконечно долго шнуровать); мелькает светлая коса Наташи, нередко накрученная на большой Сашкин кулак; у Наташи губки плотно сжаты, а взгляд внимательно-встревоженный. Сашка ни минуты не пребывает в покое: он подпрыгивает, вертится, строит рожи и беззлобно поддразнивает девчонок тоненьким голосом. Уже достойно вплыла спокойная Олеся, за ней впопыхах крепкая, как белый гриб, с приоткрытым от непонимания ртом Елена (она через год покинула нас, разумно предпочтя фигурное катанье). В прихожей мало места; все топчутся, меняя обувь, суют мне в руки коробочки с бутербродами на кухню (пока будет не мой урок я приготовлю чай к 12 часам, поделю завтраки, насколько возможно, поровну. Труднее всего с колбасой, начиненной оливками – всем хочется попробовать! Перечитывая этот текст, понимаю, что необходим комментарий: в те годы мы уже несколько лет вообще не видели в продаже колбасы, как, впрочем, и другого съестного, а тут ещё с оливками!