Василий пожал плечами.

– Но давай не сейчас! Приходи завтра в семь вечера, – с мягким нажимом в голосе стал завершать монолог Василий.

– Вот дерьмище, – совсем без эмоций проговорил Артём. – Ну ладно, давай, дед, до завтра.

Старик улыбнулся, но улыбка показалась Артёму скорее зловещей, чем ободряющей.

Он отвернулся от странного старика и ушёл, не оглядываясь. А Василий подумал: «Силён пацан, чёрт возьми! Меня как будто всего жгло, пока он не ушёл. Да и леший с ним!» И мысленно махнул рукой.

«Пустота… Нет ничего. Ни тьмы, ни света, ни звука, ни запаха. Бывает, ночью просыпаешься, открываешь глаза – и никакой разницы. Но через некоторое время понимаешь, что лежишь, ощущаешь спиной простынь, а телом одеяло. Головой – подушку, нос чувствует запах дома. Он настолько привычен, что мозг исключает его из внимания, но, когда всё остальное исчезает, ты начинаешь чувствовать дыхание жилища.

А тут – вообще ничего нет, отсутствие пустоты, отрицание самого отрицания. Ощущение отсутствия всяких ощущений, и даже этого ощущения нет, потому что нечем ощущать. Нет органов чувств, рецепторов, способных воспринять что-либо и передать в мозг для анализа.

Паника… Охватывает в один миг то, чего нет. И в то же время она реально ощущается. Мне говорили об этом. Паника придёт, это неизбежно. Я, дурак, не верил в это. Смеялся, думал, что уж со мной-то такого не будет точно. Что уж я-то обязательно справлюсь с ситуацией.

Страшно! Я превратился в страх. Он стал материальным, если б было чем, я мог бы его потрогать, попробовать на вкус. Но нечем! И от этого ещё страшнее.

Стоп. Мне про это говорили, я смеялся. Про себя, конечно, виду не показывал. Таких людей надо воспринимать крайне почтительно и серьёзно, иначе размажет по стенке на атомы, соберёт в рулон, а потом расправит – и в рамку. Повиси-ка на стенке! Поэтому своё мнение лучше держать при себе. Подожди-ка, а что там говорили-то? Паника будет, а что потом? Или нет, говорили, что нужно сделать потом, как почувствуется ошеломляющий страх. Что ж там было?»

* * *

В комнате было уютно. Это, знаете, такое чувство, от которого хочется уткнуться в мягкий тёплый плед, развалиться, полулёжа в удобном кресле, предаться вялым размышлениям о том, как несовершенен мир и какой замечательный человек я сам. Всё в комнате было необычно и непривычно.

Артём только что мёрз на улице, пробираясь по протоптанным множеством ног грязно-серым тропинкам среди менее грязных снежных куч. А вот он уже в тепле и полумраке, окружённый приятными запахами и звуками камина, какой-то старинной мебелью, плотно задёрнутыми тяжёлыми шторами и вообще какой-то совершенно невероятной аурой хозяина помещения.

Вся обстановка резко отличалась от того, к чему привык Артём, и от всего остального мира. Здесь время и остановилось, и убежало куда-то немыслимо вдаль. Но при всей этой несуразице всё вокруг, включая удивительного хозяина – с виду старичка лет восьмидесяти, было абсолютно гармонично, как говорится, идеально вписывалось.

Артём неотрывно смотрел на огонь в камине, но при этом краем глаза следил за плавными перемещениями деда Васи – так он прозвал старичка-хозяина дома. Горящие угли с вырывающимися из их глубин язычками пламени завораживали парня, как, в общем-то, и монотонное бурчание старикана:

– И попрошу внимательнее отнестись к тому, что я сейчас скажу! После перехода ты столкнёшься с целой чередой крайне неприятных переживаний, а именно: потеря всех ощущений, какого-либо понимания пространства-времени. Это никак не передать, и ты не поймёшь, насколько это тяжко до тех пор, пока сам не окажешься там.