Однако вместо друга нас встретила его жена и огорошила тем, что мужа неожиданно послали в командировку. Она передала нам ключи от «газика» и разрешение на любительскую добычу ореха. К счастью, Георгий знал место, куда было выдано разрешение, и мы, не теряя время на поиски проводника, сразу же поехали туда.

Я знал, что кедр – это царственное вечнозелёное дерево сибирской тайги, растёт высоко в горах, там, где чистый воздух, поэтому не удивился, когда мы долго ползли на низшей передаче в хребет, прежде чем увидели среди бескрайнего разукрашенного осенью лесного массива тайги первое темно-зелёное пятно кедровника.

– Видишь, насколько оно темнее соснового леса, – заострил моё внимание Георгий и повелевшим голосом добавил: – Отсюда ещё ломанём пару сопок и окажемся на месте.

И действительно, вскоре дорога привела нас к зимовью и закончилась.

– Приехали, – радостно сказал Георгий. Мы вышли из машины и выпустили Раду. Она тут же подбежала к зимовью и залаяла.

– Там кто-то есть, – уверенно сказал я и не ошибся. Из зимовья вышли два заросших щетиной мужика и, увидев Раду, расхохотались.

– Это что за зверь? – спросил сквозь смех один из них.

– Медвежатница, – буднично ответил я, вызвав у них очередную вспышку смеха.

– Вовремя вы её привезли. Медведи точно здесь есть. Теперь и мы будем смелее, – поддержали они мою шутку.

Узнав, что мы приехали от Виктора и тоже шишковать, мужики гостеприимно пригласили нас в зимовье. Мы познакомились. Старший по возрасту назвался Степаном, второй Олегом. Зимовье было просторным, и мы с Григорием почти их не стеснили. За чаепитием они рассказали нам, что их завезла машина накануне вечером, а перед ними здесь жила бригада шишкарей, и с лучших участков кедрача ею собран урожай. До нашего приезда мужики успели сходить в кедровник и оценили урожай ореха как низкий.

Такая информация меня не огорчила. Я был рад тому, что побываю в кедровом лесу и сам приму участие в заготовке ореха, поэтому жизнерадостно вставил в разговор:

– Для нас главное – процесс.

– Тогда напроцесситесь, – рассмеялись они.

Поговорив с мужиками, мы с Георгием вышли из зимовья, и он ознакомил меня с традиционными приспособлениями для добывания шишек и получения ореха, которые были установлены рядом с зимовьем.

– Это колот – первое наше орудие труда в кедраче, – показал он на большой деревянный молот с почти двухметровой ручкой, лежащий на земле при виде которого я воскликнул: «Ничего себе молоток!»

– Наши новые знакомые изготовили его под себя. По-видимому, они недалеко нашли кедровый участок леса и понесут его туда. Мы же не будем терять время на это, так как глупо тащить такую тяжесть в кедрач, находящийся отсюда примерно в полукилометре, где мы будем шишковать. Таких молотков там можно найти с десяток. Из кедрача мы перенесём шишки в мешках и высыплем в сайбу, – показал он на пригороженную к задней стенке зимовья загородку из жердей.

Затем он подвёл меня к деревянному коробу с наклонными стенками, из-под которого виднелся круглый барабан с продольными рёбрами и с прибитой к одному торцу почти метровой деревянной ручкой, и с улыбкой сказал:

– А это агрегат для получения трудовых мозолей – так называемая молотилка. В неё засыпают шишки и вращают барабан, который своими рёбрами их разминает и шелушит, а орешки высыпаются на разостланный брезент. Потом их просеивают на решётах: сначала на крупном, а потом на мелком. И, если позволяет погода, то и ещё подсушивают на солнце. После чего орех провеивают на ветру и пересыпают в мешки.

День был не по сезону жарким и безветренным, а солнце только перевалило за полдень. Посовещавшись, мы решили за оставшееся световое время дня провести свою разведку в кедровнике.