, утверждают детерминирующую роль случайного, сиюминутного, неупорядоченного, нестандартизированного − иррациональных факторов социальной жизни. В этих условиях исследователи вместо того, чтобы постулировать в качестве рациональности модель связи цели и средств как способ рационального измерения реальности, указывают на появление «гибридного типа рациональности»37, «пострациональности»38, на множественность форм рациональности и перехода рациональности в свою противоположность, на включение в поле рациональности иррациональных элементов, которые трактуются как новые формы рациональности39. В контексте таких флуктуаций рациональность утрачивает свою качественную определенность, в связи с чем ее объяснительная способность как теоретической модели существенно снижается. Более того, в рамках постмодернистского дискурса с его тотальным релятивизмом наблюдается тенденция к отмене рациональности как устойчивой характеристики социальной реальности. Такая тенденция выражается в по сути бесконечном умножении не связанных друг с другом смыслов рациональности. Это порождает бессмысленность употребления понятия рациональности в научном контексте ввиду крайней размытости его содержания.

Но утверждение связи цели и средств как способа рационального измерения реальности также не решает проблему существенного признака рациональности. В данной версии остаются невыясненными основания, исходя из которых в качестве рациональности рассматривается логическая связь цели и средств деятельности. Таким основанием приведенные авторы называют очевидность, которая в теории В. Парето выражена в интерпретации связи цели и средств групповым социальным субъектом, в теории М. Вебера − интеллектуальном понимании смысловых связей. Проблематичность данного основания состоит в том, что такая очевидность всегда имеет культурную обусловленность: содержание очевидности является неодинаковым в различных культурных контекстах, в рамках различных исторических периодов существования и развития обществ и имеет зависимость от господствующих мировоззренческих парадигм. Данное обстоятельство приводит к утверждению многих историко-культурных типов рациональности, что в конечном итоге размывает исходный критерий рациональности (рациональность оказывается неидентичной самой себе) и создает указанную во введении теоретико-методологическую проблему.

Наиболее ясной называет трактовку рациональности как целесообразности Н.И. Лапин. По его мнению, «рациональное − это то, что непротиворечиво связывает цели и средства, и то, что открыто или доступно разуму всех разумных существ»40. Открытость, доступность разуму, по мысли данного автора, освобождает путь к коммуникативной рациональности. Считаем, что такую доступность следует понимать как форму объективации связи цели и средств, которую объяснил В. Парето, в определении логических действий. Рациональность как целесообразность предстает у О.Т. Вите, который приводит интерпретацию рационального как способа обоснования целенаправленного поведения41. «Обычным пониманием» называет трактовку рациональности как целесообразности Е.А. Мамчур: рациональной является деятельность, направленная к некоторой сознательно поставленной цели, причем для достижения этой цели используются адекватные, т.е. ведущие к этой цели, средства42.

Другим критерием рациональности в рамках данной версии предлагается считать факт реализации цели: «если цель достигнута, действия и средства были рациональны; если же цель не достигнута, действия не были рациональны»43. Такой критерий делает невозможным рациональное соотнесение целей и средств деятельности на этапе планирования действий и, следовательно, приводит к невозможности рационального выбора средств. Действительно, достижению цели могут способствовать случайные, рефлективно не оформленные, неизвестные субъекту действия факторы, существование которых субъект не может учесть при планировании деятельности. Тем самым соотнесение целей и средств деятельности становится игрой, в которой всегда сохраняется риск выбора нецелесообразных средств.