«В активе разума теперь не воображаемые возможности, но вся мощь действительно созданной на его базе технической цивилизации – то реальное качество жизни цивилизованного человека, от которого не решаются отказаться даже самые решительные критики этой цивилизации. Однако и то, что противостоит сегодня разуму, – не вера, пусть даже самая фанатичная, и не суеверие, пусть даже самое темное, но кошмары атомной угрозы, безумие экологического кризиса, пугающая непредсказуемость различного рода революций – зеленых, сексуальных, демографических… Но самое главное заключается в том, что разум является инициатором всех этих процессов, как позитивных (что вполне соoбразовывалось с ожиданиями), так и негативных (что позволяет сегодня квалифицировать соответствующие ожидания как „просвещенческую иллюзию“). Именно разум привел в движение силы, с которыми, как оказалось, он сам не в состоянии справиться».

Здесь надо конкретизировать: речь должна идти о разуме общества, – как функционально целостной социотехнической организации (объективно требуемой), – следовательно, о его организованности и уровне общественной адекватности, то есть о рациональности общества в целом! Эта актуальная тема и рассматривалась автором этих строк в последние годы, и предлагается здесь, соответственно предыдущим публикациям, в качестве дискурса. Но рассмотрим это ниже.

Далее Б. И. Пружинин затрагивает понятие оптимальности, – в части знаний, тесно связанное с научной рациональностью, – что, думается, не требует пояснений. И отмечает предварительно математическое мышление, родившее в общественном сознании понятие рациональности в рефлексии над опытом и в отражении окружающего мира. Через многие века это понятие будет развито применительно к социально-экономическому развитию общества, в исследованиях и рассуждениях Макса Вебера о рациональности «хозяйственной» деятельности, о «капиталистической» рациональности [13]. Выделим здесь наиболее важные для рассматриваемой тематики фразы Б. И. Пружинина:

«Очевидно, употребление термина «рациональный» в математике является не только более древним, но и более фундаментальным, чем его объектно-гносеологическое приложение – последнее связано лишь с математизацией науки Нового времени. Поэтому неудивительно, что и в последнем случае ясно проступала смысловая соотнесенность этого термина с упорядочивающими и артикулирующими способностями разума. И даже когда речь заходила о рациональности мира, никаких иных свойств мира, кроме его логической представимости (интеллигибельности), не предполагалось – рациональность мира означала лишь, что мир упорядочен настолько, что может быть представлен как логически артикулированное целое^>3. В веберовской концепции явственно проступило еще одно смысловое измерение рациональности – оптимальность (курсив – А. В.).

И далее (с. 127):

Специфика же рациональных форм организации деятельности как раз и обеспечивается разумом: объективно существующая возможность оптимально увязать цели и пути их достижения реализуется благодаря логической экспликации их связи и просчету логически возможного. <…>

Но дело в том, что суть веберовской концепции рациональности связана не с констатацией условий успешности деятельности вообще, а с противопоставлением рациональной организации хозяйственной жизни традиционному способу хозяйствовании, в котором, между прочим, цели и пути их достижения так же сообразовывались достаточно успешно. Противопоставление же это у М. Вебера проходит как раз по параметру оптимальности. Подчеркнуть данное обстоятельство тем более важно, что именно оптимальность логического сообразования целей и путей к ним в рациональных формах деятельности стала центральным пунктом проблематизации рациональности вообще. <…> Иными словами, логическая организация познавательного процесса не обеспечивает, и в принципе не может обеспечить оптимальность результатов познания. Рациональность знания как его логичность не совпадает с рациональностью знания как его оптимальностью. В этом обстоятельстве и содержатся истоки проблемы рациональности знания».