– А как ты? – с участием спросила Лиана, и мои щеки порозовели.

Они ведь обо мне. Делают вид, что меня не замечают, но говорят косвенно – спрашивают несостоявшуюся невесту, как она пережила расставание с Шадом.

Там, где брак заключают единожды, оказаться брошенной у алтаря – тяжелое испытание.

– Плохо, Лиана. Но, говорят, время даже камни в порошок истирает. Куда там сердцу.

– Постепенно все пройдет, – согласилась та.

– Шантара, слышала, у тебя появился названный?

– Появился, – усмехнулась та. Кажется, сестра и невеста прекрасно ладили. Если учесть боевой опыт обеих, им поговорить было о чем. – Когда ваши вернутся, мы поклянемся. Я короткую клятву хотела, не успели мы, ваших перебросили.

Названный Шантары служил в одном подразделении с Эдетт. Думаю, оттуда и слухи о скорой свадьбе. Сама она получила увольнительную из-за гибели сестры. Значит, осталась последней в семье.

– Он скоро вернется. Пригласи меня, – попросила невеста Шада. – Слышала по секрету, причины для короткой клятвы у вас были!

– По секрету – не за общим столом.

Обе белозубо рассмеялись. Эдетт сделала странный жест – приложила руку к груди напротив сердца, а затем к запястью Шантары. Я такой не видела. Жест подруг, боевых товарищей, незнакомый мне, но и без перевода ксено-этика понятный – мы близкие. Очень сердечный жест.

– Ты беременна? – вновь переспросила Лиана, не нервничала, но была явно заинтересована и ей не нравилось, что дочь не отвечает на прямой вопрос.

Шантара вновь ответила смехом.

По фигуре не скажешь, сестра Шада была стройной и тонкой. Но григорианки, несмотря на такое сложение, не ходили сильно пузатыми. Только на последних месяцах становились потолще. Ребенок рождался небольшим и худосочным, дольше рос, зато меньше хлопот доставлял матери при рождении. Почти до самых родов григорианки не только сохраняли подвижность, здоровье, но даже боеспособность. Может поэтому они были такими смелыми: меньше зависели от условий, мужа, семьи, рождая ребенка. Могли защитить себя и детей.

Теоретически даже Эдетт могла быть в положении. Ее отстранили бы от полетов только при изменении очертаний тела, а это почти перед самыми родами. Два-три месяца, и снова можно сесть в кресло истребителя.

Кто знает, может, поэтому они сильнее нас. Поэтому победили в войне.

– Что планируешь делать, Эдетт?

– Переведусь на одну из лун, как мама выйдет из траура. Предложили выгодный контракт. Ведущей в сторожевую пару.

– Тяжелая работа.

– Кто-то должен нас охранять. Принимать на себя удар в случае атаки. Шад… он ведь тоже так поступил, когда бросил меня.

– Не говори так, – мягко сказала одна из женщин. – Ты знаешь, почему он сделал это. Он покинул тебя не из любви к другой, а из любви к своей стране. Это его долг.

– Мне не легче! – резковато ответила она, и стремительно встала, звякнув кинжалом и кольцами в волосах.

Запахнула плащ. Не прощаясь, направилась прочь. Движения резкие, но не от злости – они в принципе так двигаются. Хотя мне показалось, Эдетт была раздражена.

Не смирилась с расставанием.

Не все государственный долг выше своего ставят, а если и так – это чувств не отменит.

Я была счастлива, что Эдетт не заговорила со мной. Нападения – даже словесного – я бы не вынесла. Сидела бы и давилась слезами, как накануне в спальне мужа рыдала и тряслась в страхе, что он вернет меня Лиаму.

Минута молчания, как по умершему, и они вновь заговорили.

– Эдетт тяжело переживает. Рива, ты была неучтива с ней.

– Что? – я очнулась от мыслей, с удивлением услышав свое имя. Надо же, обо мне вспомнили. – Неучтива? Я приветствовала ее.