–Слушаю твоё предложение.

–Всё просто: я хочу купить твой корабль. Назови цену. Если она меня устроит, я заплачу сразу. Если нет – подожду другого. Спорить я не собираюсь.

–В хорошем торге заключается вся прелесть сделки, – заметил голландец. – Как женщина, ты должна это знать. Что ты делаешь, когда тебе нравится платье или украшение?

–Мне не нравятся ни платья, ни украшения, – последовал сухой ответ. – Сколько ты хочешь за корабль?

–Я должен подумать и ещё не уверен, что хочу его продавать. Тебя интересует и мой флаг?

–Можешь сделать из него подушку.

Возможно, впервые в жизни донжуан Лоран де Грааф потерял дар речи перед женщиной. Он замер на несколько секунд, после чего несколько раз ударил себя по лбу тыльной стороной ладони, словно пытаясь убедиться, что это ему не снится.

– Какая отвратительная жизнь! – наконец пробормотал он. – Всего три месяца назад я стоял на якоре здесь же, моя оркестра играла перед самым роскошным городом, который только можно вообразить, и я гадал, сколько женщин уложу в постель этой ночью. А теперь оказывается, что у меня больше нет оркестра, мой корабль превратился в руины, от столь великолепного города не осталось даже фундамента, и какая-то дерзкая девчонка предлагает мне сесть на флаг, который одержал победу в сотне сражений. Я не могу в это поверить!

– Придётся поверить. Насколько я слышала, в Маракайбо в этом флаге столько дыр, что даже на подушку не годится.

– Полагаю, в качестве флага ты выберешь череп, обмахивающийся веером, – язвительно парировал его собеседник. – Разве тебе никто не говорил, что две единственные «женщины-пираты», которые существовали, закончили жизнь на виселице? Я знал одну из них.

Девушка едва заметно улыбнулась.

– Говорили. Но я не собираюсь заниматься пиратством. Этот бизнес уже в упадке, и лучшее, что ты можешь сделать, – это завязать с ним.

– Я этого и боюсь, – признался он. – Но скажи мне, – добавил он, – если ты не собираешься становиться пиратом, зачем тебе, чёрт побери, галеон с семьюдесятью восемью пушками?

– Это моё дело.

– Очевидно. Но я был там в день, когда устанавливали его киль, наблюдал за его постройкой день за днём, командовал им с того самого момента, как он коснулся воды, и мне бы не хотелось расставаться с ним, не имея представления, какая судьба его ждёт.

– Вероятно, он окажется на дне моря. Как все. Но я надеюсь, что он ещё принесёт немало пользы. – Селеста изобразила самую сладкую и невинную улыбку, добавив: – Прости, но в этом я не могу тебя обрадовать.

Тот бросил на неё многозначительный взгляд и с иронией поинтересовался:

– Есть ли хоть что-то, чем ты можешь меня «обрадовать»?

– Сомневаюсь, – ответила она с весёлым видом. – К тому же сомневаюсь, что есть ещё что-то, чем ты можешь «обрадовать» меня. Признаю, ты самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала, и твоя слава заслуженна, но, к несчастью, красивые мужчины мне не по вкусу.

– И какие же тебе по вкусу, если не секрет?

– У меня ещё не было времени об этом подумать. Сейчас меня беспокоит только то, как раздобыть хороший корабль.

Спустя час они расстались, как будто были старыми друзьями, и с твёрдым обещанием со стороны голландца, что через три дня он отправит письменное предложение с ценой за галеон, если решит его продать.

На берегу Селеста подошла к отцу, который ждал её в тени пальмы.

– Ну, как? – спросил Мигель Эредия. – Как прошло с Непобедимым?

– Лучше, чем я ожидала, хотя должна признать, что если бы я провела рядом с ним ещё пару часов, он бы увёл меня в свою каюту. Он действительно очаровательный мужчина, и неудивительно, что женщины падают к его ногам. – Она на мгновение замолчала. – Но он знает, как никто другой, что его время прошло.