– Слушай, я понимаю, что ты сейчас думаешь: «Я не подхожу для всего этого, я не хочу никаких свершений, судьб мира, больших тайн и путешествий на гору Синай». Но ты не сможешь выйти из этой истории. Слово уже у тебя в голове. Путь у тебя – только вперёд, и я думал, что ты это поняла. Но если вдруг ты между зарядкой и утренней сигаретой придумаешь, как и кому передать Слово, не вставая с кресла, так ты мне черкни словечко, и я пришлю курьера!

Дина глубоко затянулась, медленно-медленно выпустила клуб дыма в потолок и признала:

– Ладно, хорошо. Мне нужно пойти и поработать. Обо всём остальном я подумаю позже… в дороге.

(полная дорожной романтики и сложных чувств)

Дина

Мама, видимо, почувствовала что-то. Всего за несколько дней она четыре раза прислала фотографии в мессенджер и дважды написала ВКоннекте: напомнила про день рождения тёти Вали, которую непременно нужно поздравить, и пересказала свой сон, сулившей Дине беду от некой другой женщины, наверное, блондинки. Мать предположила, что это потенциальная соперница, которой стоит на всякий случай превентивно выдрать волосы.

Один раз мать даже позвонила Дине, таким образом выполнив полугодовую норму по общению с дочерью. Потом пропала со связи: они с мужем путешествовали по джунглям Амазонки, и с крокодилами было интересней, чем с Диной.

Встать пришлось в шесть утра. Дина почти не спала перед вылетом: боялась проспать, забыть вызвать такси, выйти из дома слишком поздно, выйти из дома без чемодана или паспорта. А отчасти даже надеялась на это: вот случится любая накладка из тысячи возможных, и не придётся никуда лететь. И можно будет с утра просто как ни в чём не бывало прийти на работу, а самолёты и поезда пусть себе увозят в ОКО Мыша, Тана и прочих…

Но прав был Мыш: зажмуриться не выйдет. Слово сидит в её памяти, тревожит, ворочается в голове, ждёт своей силы, ждёт своего часа. Ждёт возможности быть проявленным или запертым.

Дина намотала на шею рыжий шарф с шерстью Реи. Впервые в жизни она отправлялась в путь, не представляя, где и чем он закончится, и сможет ли она вернуться обратно. Будет ли она хоть в малейшей степени прежней собой, когда или если вернётся.

В голове была такая каша, что Дина даже не присела на дорожку – ух, бабушка бы за такое отчитала свежей хворостиной! Вышла из квартиры, заперла дверь и только тут вдруг поняла, что оставляет за спиной своё нелюбимое, но такое привычное съёмное обиталище, годами выращиваемую экосистему.

Оставляет в одиночестве вечный беспорядок на столе и вещи, висящие на спинке стула в спальне, и настольный мольберт с невысохшим ещё масляным пейзажем, и кисти, которые она забыла помыть – через недельку ими можно будет забивать гвозди. Не насыпала хлеба для голубей на подоконник, и они напрасно будут там махать крыльями, заглядывая в окно. Кажется, не вымыла кофеварку. На прикроватной тумбочке осталась недоперечитанная «Ночь в тоскливом октябре», которую Дина хотела взять в дорогу, и маска для сна, которую тоже никак нельзя было забыть, но Дина забыла.

И только что найденную, но уже такую любимую работу она тоже оставляет, по большому счёту. Они договорились, что Ари будет присылать простые и несрочные задачи, которыми можно заниматься в поездке, но в ОКО нет доступа в Сеть, и если поездка затянется…

Лифт весело звякнул и дружелюбно растопырил двери. Дина вкатила в него чемодан, два раза не вписавшись им в рамку. В чемодане одежда, обувь, всякие женские мелочи, пара скетчбуков. В маленьком заплечном рюкзаке – тоже скетчбуки, карандаши, ластики и клячки, точилка, зарядники, планшет со стилусом, паспорт, кошелёк и коробочка трошкинских леденцов от «Медового дома Гэнджи».