.

Однажды Голобородько изумил меня, достав из-под стола гармошку. Я тогда был в особенно мрачном расположении духа, Голобородько сказал удвоить дозу лекарств, а пока, чтобы меня приободрить, стал наигрывать на гармошке музыку из игры «Марио», чем и правда меня развеселил, наверное, мы тогда были как Август и Эдеварт Гамсуна.

Однако весело было не всем: вскоре к нам ворвался врач из соседнего кабинета и сказал Голобородьке, что здесь не «Поле чудес».

– Пошел к черту, болван! – не переставая играть, парировал Голобородько.

– Доктор! – пыхтел оппонент. – Шарлатан, а не доктор! Диплом свой у бомжа купил!

– А ты свой вообще на принтере распечатал!

– Утырок!

– Падальщик!

– Гармонист хренов! Клюква!

– Балда!

– Отморозок архангельский!

– Тля болотная тюменская!

– Вошь!

– Гнида!

– Мухомор недосушенный!

– Ябедник косорылый!

– Мымра!

– Трепло!

– Вепрь!

– Жужелица!

– Мойдодыр!

– Валенок!

– Тьфу!

– Против ветра не плюй!

– К черту тебя!

– Да и тебя туда же.

«Это был мой самый долгий разговор с коллегой за последний месяц, – заявил потом Голобородько. – Хотя вот недавно еще главврач сказал, что я «человек-карусель». И это прозвище меня искренне развеселило, я вышел с сеанса в прекрасном расположении духа: хотелось работу искать и горы сворачивать.

Человек-карусель! Да, а главврач-то их, Щеглов Василий Анатольевич, очень любил коньяк, от пациентов дареный. Он любил коньяк, от пациентов дареный, выпивать на работе. И дома тоже любил коньяк, от пациентов дареный, выпивать господин главврач Щеглов Василий Анатольевич. Это ведь я тоже от Голобородьки узнал: зашел он к нему как-то по вопросу по какому-то, а главврач из горлышка прямо коньячку глотнул и крякает. Голобородько тогда уселся за стол, подложив под себя ноги, и спросил:

– Конину, так сказать, изволите?

– Изволю, а тебе какое дело? – опешил от такой фамильярности главврач.

Но Голобородько потом кое-как отшутился, а главврач успокоился, решив, что Голобородько – просто чудной, ну и прикрепил к нему прозвище «человек-карусель», которое так развеселило меня на сеансе.

Однако все веселье как будто испарилось на пути домой, я увидел «Газель» с рекламой «СВИНИНА ПОЛУТУШИ ДОСТАВКА», а затем, почти сразу же, «Газель» ритуальных услуг с рекламой «ДОСТАВКА ТЕЛА В МОРГ», и как-то мгновенно погрустнел. Все же раньше не припомню такой прямоты. Полутуши, полумысли, доставка в морг, там и там доставка, чему быть, тому не миновать, кто-то станет жалеть, это умер неудачник, не нашел работу, все так недоуменно уставятся: «Как это работу найти не можешь?», да не в том дело, я работать не хочу, я голодаю, долго я думал, что, если стану жить один, просто потихоньку отравлю себя прописанными таблетками, в течение пары недель, чтобы кумуляция сработала и смерть наступила без лишних мучений, вероятно, так, с расчетом, действовал Акутагава, видимо, используя точно ту же тактику и точно те же лекарства, что отложил для себя я, поступил Ник Дрейк, и такую возможность я оставляю для себя – нет, видимо, я не вылечился, не могу сконцентрироваться на одной теме, одном герое, который как бы в центре, а я не должен уделять столько текста себе, но какая, к черту, разница, о чем начинали, нет даже разницы, чем закончим – в конечном счете, одним и тем же, важен, получается, процесс, вон их там погубит автоматическое письмо – зажрались они, если их автоматическое письмо губит, меня вот бедность губит, а не автоматическое письмо.

Розанов с голоду умер… Какая, в общем-то, разница. Полутуши. Конечно, я корил себя, что безработный, занимался творчеством, корил себя, что и это недостаточно прилежно. Бедность связывала мне руки, я не искал общения, вернее, даже избегал его, почти сразу же после школы оборвал любые контакты с одноклассниками, почти сразу же после института оборвал все контакты с одногруппниками, затем исчез мой врач Голобородько, и у меня не осталось уже в этом городе никого знакомого, да нет, не от бедности, просто нелюдимость какая-то.