– Ура! – закричали дети. – Ура! Родители проснулись!
Вокруг всё было до боли знакомо: и стеклянная дверь, и шкаф, который тащили вместе по лестнице с перерывами на перекур. Кактусы на окне улыбались цветущей герани. Начищенный хрусталь до лучших времён грустно стоял в этом же шкафу. Три секции! Роскошь. Сколько простояли в ночных очередях у закрытых дверей мебельного. Детские игрушки. Обменивали на талоны на колбасу.
– Кукла! Настоящая! – радовалась Катенька.
– Ух, ты! Спасибо! Я о таком мечтал! Как у папы! – горели глаза у Стёпочки, когда он в руках держал самосвал.
Ничего, без колбасы можно прожить, зато детям радость.
– Проходите! Сюда! – доктор открыл белую металлическую дверь.
– Лё-ля, Лё-ля, похоже, это всё, – голос Саши дрожал, а глаза наполнились слезами.
Вспомнилось их знакомство. Она – молодой специалист – приехала в глухую деревню работать учителем. Возвращаясь с работы домой, потеряла перчатку, а он нашёл в сугробе. И не отдавал без поцелуя.
– Хотя бы в щёку! – настаивал он.
Она согласилась. И горячие губы впились в её тонкие алые полосочки.
– И в горе, и в радости, – шептали сухие губы Саши. – Я буду ждать тебя там.
– Лё-ля! Лё-ля!
Дверь, белая пластиковая.
Больничная дверь. Глаза забегали по комнате!
– Лё-ля! Лё-ля! – испуганно смотрела сестра. – Как так! А это всё твоя работа тебя довела! – сквозь слёзы причитала сестра.
Мысли в голове путались. Тяжело дышать. Мозг выдавал разную информацию.
Сок соседской груши стекает по бороде и по рукам.
– Догоню! – кричит Стёпочка.
– Да ни за что! – отвечает Катенька.
Мама улыбается и целует папу в щёку. Перчатка, припорошенная снегом. Самосвалы с песком.
– Агу! – бездонные голубые глаза сыночка.
– Инсульт, – шёпотом говорит человек в белом.
Инсульт, знакомое слово.
Что-то интересное – пульт. Телевизор. Новости скоро будут. Сколько времени? Пора.
– Бле-на, ма? – что-то невнятное вылетело из уст.
– Ох, Лё-ля. Я не понимаю, – сестра растерянно замотала головой и что-то прошептала человеку в белом.
Дверь. Чёрная дверь, из-под которой сочился яркий свет солнца. Нужно срочно её открыть.
– Лё-ля! Лё… ля, – всё дальше и тише долетает голос сестры.
С силой она оттолкнула чёрную дверь. Яркий ослепляющий свет сменился очертаниями родных. Мама! Папа! Жена Саша!
– Коля!
– Сыночек!
– Дорогой!
Она, его душа, наконец-то нашла покой.
Я начинаю жить
Яркое солнце пробивалось сквозь щели в стене, а вместе с ним и едкий запах дыма и смрада.
Мечта сбылась. Радуйся. И да, Наталья Владимировна была счастлива вопреки всему.
Прозвенел будильник. Пора. Быстро встать с кровати не получилось, усталость и возраст дали о себе знать. Душ! И в аэропорт. Самолёт в три, ещё успею купить подарки детям и сари. Гулять так гулять. Вода набирала обороты и смывала все события не только прошлого дня, но и последних двух лет.
– Мама, не глупи, какая Индия в твоём возрасте? – плакала Марина. – Ты только на пенсию вышла. Ты только… – Марина не осмелилась продолжить.
– Наталья Владимировна, вы серьёзно? – не верили коллеги, провожая. – Наше восхищение! Вы не перестаёте удивлять!
Вода стала обжигать кожу, как ритуальный огонь на гхат.
– Глупая мечта, Нати! – всегда смеялся муж Аркаша. – Посмотреть, как сжигают мёртвых? Что за вздор! И что это вообще такое гхат?
– Это что-то типа крематория, – пыталась объяснить Нати.
После долгих убеждений Аркаша согласился.
– Хорошо, съездим вдвоём, я обещаю.
Проходили годы, дети росли, а мечта не выходила из головы Натальи Владимировны.
Нелепая, глупая мечта – увидеть, как душа становится свободной от реинкарнации.
С прохладной водой стало полегче.