«В саратовской тюрьме под названием “Третьяк” я попал в камеру, где сидел академик Вавилов в 1943 году. Была раскрутка по моему второму делу на второй срок – “антисоветская и церковная пропаганда”.
Сижу в камере, открывается дверь: “Тебя в 206-ю”. Вся тюрьма знала, что 206 камера – это “пресс-хата”. Я должен сказать то, чего говорить не должен. Следователь до этого мне внушал: “Ты говорил о Боге, вел среди заключенных антисоветскую пропаганду. Восемь человек тебя сдали”. Восемь-то сдали, а сто восемь – нет! Вот об этих ста восьми и должна была бы идти речь. Чтобы я их сдал.
А тюрьма “Третьяк” – уникальная. Лестницы железные – ступеньки звенят, как три рояля. А до этого я половине тюремных обитателей написал кассационные жалобы, потому как вроде бы самый грамотный. Некоторых по этим жалобам даже освободили. Евангелие мое по камерам гуляло. Так что меня знала вся тюрьма. И вот ступаю на лестницу, ору на всю тюрьму: “Братва, я Поп (моя кликуха), меня в 206-ю на прессы”. И вся тюрьма начинает железками своими, из чего едим, громыхать: “Попа назад, Попа назад!” И такой шум стоит! Подходим к 206-й, меня впихивают, закрывают. Стоят четыре “особняка” – это заключенные особого режима, они давно на службе у ментов. “О, ‘девочку’ привели!” Шансов нет. Перекрещиваюсь: “Пресвятая Богородица, помогай! Царь Никола, помогай”. И говорю: “Ребята, живым не дамся и одного с собой точно унесу”. Но ситуация все равно безнадежная. То, что они хотели со мной сделать, они бы сделали. А дальше уже застучалось бы по всей тюрьме: “Блохин – ‘пидер’”. Мое место – однозначно до окончания срока возле параши, даже если я и не виноват. Таковы законы камеры. Но стоит грохот, не прекращается! Говорю: “Слышите? Дальше тюрьмы не уйдете. Вас найдут. Никуда не денетесь”. У них екнуло на одну секунду, а это мгновение надо ловить! И я обнаглел. Сказал: “Ребята, вы отсюда уйдете”. Тут же нажимаю “клопа” – кнопку звонка. Ее можно сколько угодно ночью нажимать – никто не подойдет. А тут сразу же – “вертухай”. И я ему говорю: “Они выломиться (уйти) хотят”.
Дорогие братья и сестры! Я никогда не видел такой ошеломленности. Он говорит им: “Пошли!” И они выходят! Я падаю на шконку. Два часа ничего не помню. “Вертухай” меня толкает: “Выходим”. Выходим, и я ору на всю тюрьму: “Я их выломил”. Когда вернулся к себе в “хату”, было чувство: “Мне теперь ничего не страшно”»[133].
Часть 4.1. Главная проблема конкретного человека [например: срыв, психоз] и обретение равновесия, внутреннего мира[134]
Преамбула
Данный текст является расшифровкой части 4.1 цикла бесед «Внешняя жизнь и мир мыслей» (текст дополнен, снабжен приложением). В 4-й части ставится вопрос о пути (принципах), идя по которому, человек может обрести внутренний мир и решить свою главную внутреннюю «проблему» (срывы, тяга к аномальным процессам). А также – обрести внутренний мир, даже и при наличии таких «внешних» факторов, как занятость, вовлеченность в производственный процесс, события, общение.
Главная проблема – у каждого своя. Речь идет о совокупности предпосылок, на основании которых человек заваливается в срыв. У каждого срыв – в свой обрыв. У кого – в приступ депрессии, у кого – в состояние психоза (когда не получается отличить внутренние переживания от объективной реальности; как вариант – человеку начинает казаться, что другие строят ему козни, и он свои подозрения принимает за чистую монету).
Путь, описанный в четвертой части цикла «Внешняя жизнь и мир мыслей», применительно к иным видам проблемных ситуаций, см. в текстах: «Преодоление игрового механизма (часть 4)» – «Эротомания, игровой психоз и неконтролируемая приверженность»