Пятое время года. Женская проза и поэзия Л. Карицкая

Пахло молоком и овечьей шерстью. Туликетту облизнулась и, припадая на передних лапах, подползла к свёртку ещё ближе. Женщина не обратила никакого внимания, что тень под узловатыми корнями сосны покачнулась и разрослась, вытягиваясь. Уставшая, она продолжала мерно собирать клюкву гребком. Пришлось забраться так далеко, утопая в стылой воде, проваливаясь сквозь мох. Временами она оглядывалась – удостовериться, что ребёнок на месте, спит в объятиях шерстяного одеяла и, главное, совсем не плачет.

Лето клонилось к закату, над болотистыми полянами роилась мошкара, пахло перегноем и железом. Налитые красным ягоды блестели на солнце, как кровавая россыпь, среди желтеющей зелени.

Из одеяла доносилось сопение, Туликетту, вжавшись в мох, готовилась к прыжку. Нужен всего один – она перемахнёт сучковатую корягу, легко отскочит от камня, схватит добычу и тут же отпрыгнет. Женщина грузна и нерасторопна, её башмаки размякли, а ноги устали. Ей никогда не угнаться за Туликетту.

Пахло землей и догоревшими углями. Суви сидела у входа в нору, перебирая блестящие камушки. Лиса скоро вернётся и принесёт с собой еды, как она и обещала. Слюна наполняла рот, живот сводило судорогой – Суви нетерпеливо дёрнула хвостом, ударяя им по пыли. Опомнилась и спрятала его под платье. Туликетту говорила, что видела охотников. Так близко от норы, что удивилась и проследила за ними – насколько ей позволял интерес. Люди разбили лагерь из странных цветных шатров, а приехали они на чудных санях без коней… Суви закусила кончик большого пальца – лиса врёт, нет больше колесниц без лошадей. А ещё…

Ещё там было что-то вкусное и сочное, похожее на хлеб и пахнущее столь же прелестно, – ну это если верить Туликетту. Впрочем, она, не задумываясь, ела сырую рыбу из озера и шипела, если Суви хотела развести огонь и приготовить уху.

Ветви за спиной хрустнули, и на проплешину перед норой выскочила лиса. Нетерпеливо переминаясь на задних лапах, она прижимала к себе странный вопящий сверток, жёлтые глаза горели на чёрной морде.

– Не похоже на хлеб, – Суви вскочила на ноги, приблизилась и взглянула на добычу. – Это человек!

– Маленькы-я, – Туликетту плотоядно облизнулась, – они-с сами не щитают его человеком.

– Ты что, собираешься есть его?

– А почему, почему нет? – лиса опустилась на землю, скрестив ноги и положив на них дрожащий сверток. – Мы больше не часть племени, мы можем есть что хотим…

Суви аккуратно отогнула край одеяла, младенец был совсем крохотный. Ярко-зелёные глаза рассеяно следили за окружающим миром.

– Это девочка? – Суви стало грустно, она любила зелёный цвет.

– Я не знаю-с, какая разница? – с красного языка на лицо ребёнка упали слюни. – Думаешь, одни вкуснее других? Там был только этот!

– Давай его вернём?

Туликетту, рыча, вскочила и, вжав в себя свёрток, стала расхаживать по поляне, распушённый хвост волочился по земле, поднимая облачко пыли.

– Туликетту нашла – его бросили! – клацали белые зубы.

– Ты украла его у матери, чтобы съесть.

– И што? Зачем ей лишний рот, скоро зима – его нужно кормить… Давай съедим его? Смотри, как он плачет, а съедим – и уже не плачет.

Когда-то давно Суви прогнали из племени за то, что она забралась в овин и съела маленького ягнёнка. Тогда же у неё вырос этот дурацкий хвост и та штука на спине. Наверное, съешь она ребёнка… простым изгнанием дело не закончилось бы.

– Он такой кроха, – Суви усмехнулась, – давай немного подождём.

Хитрые глаза Туликетту одобрительно сузились.

Пахло железом и асфальтом. Паренёк сидел на автобусной остановке, болтая ногами. Стоптанные кеды почти развалились. Нужно будет найти новые, потом.

Продуктовый магазин на другой стороне шоссе закрывался, толстоватый и неповоротливый хозяин отчитывал работницу, напортачившую с кассой.

Девчонка стояла, понурив плечи и потупив взгляд в плитку тротуара.

Дешёвый сарафан – униформа, потрёпанная футболка, но вот ей в руки отсчитывают хрустящие денежки. Всё так просто. Особо не попируешь, но на чипсы и содовую хватит, да и девчонка симпатичная.

Паренёк соскочил с насиженного места и направился к магазину с погасшей вывеской, возле которого глупышка пересчитывала свою выручку.

Пахло лесом и корой.

Иви свернула за угол магазина, пересчитав деньги за сегодня и, снова пересчитав – но уже с меньшим энтузиазмом, она сунула потрепанные купюры в карман. И от недовольства пнула мусорный бак. Когда он завалился, от него отлетела крышка и с мерзким железным звоном покатилась по переулку.

– Старик такой скряга.

Девушка обернулась на незнакомый голос. Вытянутая костлявая фигура неожиданного собеседника ей сразу не понравилась. В нём было что-то от сенокосца – которых она до смерти боялась.

– Ага, – буркнула Иви себе под нос.

Парень словно заметил ее настороженность и всплеснул руками, выдавив из себя подобие смешка.

– Милый родной городок, вернись в любое время – ничего не меняется.

– С возвращением тогда, – Иви просочилась мимо и вышла на улицу.

Солнце клонилось к горизонту, над опустевшим шоссе зажигались фонари.

– Тебе не страшно идти одной? – парень не унимался, ухватившись за ее локоть, он остановил Иви. – Я провожу, вдруг кто пристанет.

Пальцы с силой сжимали руку, крепкая хватка.

Вырви руку и беги, через пять домов будет заправка, скорее всего там сейчас ещё есть люди. Тебя все здесь знают. Паника сдавила горло, по спине пробежал неприятный холодок.

Девушка выдавила слабое подобие улыбки и кивнула. Лицо схватившего было неприятно худым и острым, зелёные глаза смотрели холодно и отстраненно.

– Ладно, пойдём, я живу недалеко, – она пыталась сохранить спокойствие. – Меня зовут Иви.

– Хм, я, допустим, Алекс.

– Вернулся на родину, Допустималекс? Навестить семью?

– Семью? – парень пожал плечами, пальцы впились в предплечье, Иви вскрикнула, —Можно и так сказать. Грущу без родных мест. Где ты, говоришь, живёшь?

– Нам дальше направо, – буркнув это на автомате, Иви осознала оплошность – заправка в другой стороне.

Медленно они пошли вдоль шоссе, отдаляясь от городка.

Пахло травой и корой.

Над головой смыкались ветки, позади под чьими-то ногами хрустел хворост и колючая трава. Паренёк перемахнул через поваленный ствол дерева, опустился на траву и, переводя дыхание, огляделся.

Что-то замерло, спрятавшись в тени раскидистой сосны. Только жёлтые огоньки вспыхивали и пропадали, словно оно – кем бы оно ни было – то вставало в человеческий рост, то опускалось на четвереньки.

Алекс растёр лицо, пытаясь успокоится. Когда эта хрень появилась?

Он поймал девчонку, они дошли до развилки. Он приставил нож к её горлу. Она отдала деньги. Потом она вздумала играть с ним в греко-римскую борьбу и ему пришлось пырнуть ее. Нож вошёл ей в живот. Он точно помнил. Вошёл в живот. Она упала. И тогда эта хрень накинулась на него. Какая-то бешеная собака. С руками. У твари были человеческие руки. Он знал, что нельзя было покупать дурь у того мужика. Собака с руками – привидится же такое.

Огоньки погасли, шорохи стихли. Алекс вылез из-за дерева и поспешил в сторону шоссе.

Пахло ледяной водой и можжевельником. Иви вытянула нож из живота и отбросила прочь – сарафан был напрочь испорчен.

– Ну что за отстой, – потрогав живот через дырку на ткани она удостоверилась, что рана затягивается.

Спину свело от знакомой боли. Дыра разрасталась, скоро она не сможет прятать её под футболками – когда шипы и мох полезут из неё, как у Суви.

В глубине леса раздался крик, а потом всё стихло.

– Допустималекс, какой же ты… идиот.

Рядом тихо треснули ветки.

– Я поймала человека, – с хрипотцой выдавила Туликетту.

– Нас засекло три камеры, – Иви лежала ничком на спине и смотрела на звёзды. – Суви расстроится, но нужно переезжать.