Он не уходит – я не удерживаю и не гоню, – а потом, когда все-таки закрываю за ним дверь, вижу за окнами темноту и свое отражение в ней. Ночь. С тех пор как я вернулась, не могу уснуть и приходится проводить время с собой наедине. Тяжелое испытание, но я знаю, как схитрить. Открываю очередной сезон «Теории большого взрыва» с начала и сижу, пока девятая серия не сменяется десятой и темнота за окнами не светлеет, как черный чай, в который добавили дольку лимона. Еще через пару серий из-за крыши соседнего дома выкатывается сам лимон, то есть солнце, и во рту становится кисло от сдерживаемой зевоты. Окна больше не хотят меня отражать – я становлюсь прозрачной, сквозь мое тело просвечивают улица, фонарь и припаркованная машина.

Бессонница. Оставляет следы на лице, которые я прикрываю двумя холодными и склизкими патчами. Сигнал мессенджера – Катя присылает фотку с пробежки. Пока меня не было, ей пришла в голову идея пробежать марафон – говорит, так она меньше переживала. Пишу ей: «СПЯТИЛА Ты помнишь историю марафонца первого? Он в конце умер! Ненормально столько бегать». Фотографирую кружку кофе, бутерброд с маслом на фоне включенного телика, где показывают лесные пожары. «Предпочитаю убивать себя по-другому». «Ты сегодня философ», – отвечает. Всегда.

Днем приходит сообщение от Вити: «Как дела». Рассказываю, что за обедом разнимала голубя и ворону, которые подрались во дворе. Витя записал голосовым смех на полминуты. Я понимаю, как это звучит, но история грустная. Ворона схватила голубя за хвост и стала шмякать его об асфальт. Витя снова присылает смеющееся голосовое. Хорошо, раз тебя смешит слово «шмякать», скажу по-другому. Короче, таскает она несчастного голубя по асфальту. Тот перепуган настолько, что забыл, как летать. Скребет лапами очень быстро, хочет удрать. В глазах страх – я не вижу их со второго этажа, но знаю, что он там есть. Остальные голуби из его стаи отбежали на безопасное расстояние и смотрят, что будет дальше. Я ела, когда увидела это безобразие. Стучу в окно – безрезультатно. Крикнула в форточку – ворона плевать на меня хотела. Я кинула кусочек хлеба, хотела попасть в ворону, но промахнулась. Пришлось бежать на улицу и разнимать. Ворона увидела, что я на нее бегу, отпустила голубя. Тот, быстро-быстро перебирая лапами, забился под машину – он вообще летать умеет? Ворона отбежала в сторону, посмотрела на меня боком и стала прогуливаться, будто ничего не произошло. Злая стою, трясу рукой в ее сторону: «Сейчас я тебя за хвост потаскаю, каково тебе будет». А ворона шагает, будто я с ума сошла и сама себе все это придумала.

Успокоилась, иду домой. Из грузовика – переезжает, что ли, кто-то? – на меня водитель смотрит и давится от хохота Я думаю: что ему объяснять, дураку, все равно засмеет. Посмотрела на него строго и пошла не спеша. Еще остановилась у подъезда цветы на клумбе понюхать, чтобы он не думал, что я смутилась. Мой двор – на кого хочу, на того и ору. «А знаешь что? – пишу я Вите. – Это не все. Вернулась домой и увидела у себя на подбородке варенье. Испачкалась когда ела видимо. То есть с вареньем на лице я выбежала из подъезда наорала на ворону и пошла нюхать цветочки. Интересно что этот водитель обо мне подумал?» Мы ржем с Витей еще несколько минут.

Само собой возникает предложение приехать вечером ко мне. Кажется, его никто не писал – ни Витя, ни я, – мы оба согласились с неизбежным. Говорим обо всем на свете, только не о главном. Ни о пробке у самого дома, ни о столе на моей кухне, ни о его колене, кстати, как оно – не удержалась и спросила. Ни о доме, где я провела три с половиной недели. Мы вообще не говорим обо мне – не только о моей пропаже, но о любых событиях. Важных событиях, прикол с вороной не в счет. Я целиком – запретная тема. Хочется обвинить Витю в этом, но таково мое решение – исключить любое упоминание обо мне из нашего общения.