Меж тем паром причалил к берегу. Крестьяне сгрудились у сходней, не решаясь подняться на плот прежде знатных пассажиров.

– Может, поплывём уже, – тихонько прокряхтела старуха с корзиной.

Господин Афафаль только что закончил демонстрировать позицию «понурый соловей».

– Ах, да! Конечно! – встрепенулся он. – Паром-то уже прибыл! Я и не заметил! Только после вас, господин рыцарь! Только после вас!

Вегрик прошествовал к сходням на высокий плот, качающийся на бочках-поплавках. Утопий покатил за ним тачку.

При входе на паром сапожника остановил лысый мужик с окладистой бородой.

– Четверть пфеннига за переправу, – сообщил он.

Вегрик замер в растерянности. Денег-то у него не было.

– Мой хозяин – странствующий рыцарь, – поспешил сообщить Утопий. – Он поклялся не брать в руки денег, пока не совершит тридцать шесть подвигов.

– Не знаю уж, кто там и чем поклялся, – спокойно сказал паромщик, – да только за переправу надо платить. Это закон такой. А с рыцаря даже двойная стоимость выходит, потому что на нём железа тяжёлого много. И с вас, господин, тоже четверть пфеннига. Да и за тачку нужно заплатить.

Утопий открыл было рот, чтобы возмутиться, но стоявший позади господин Афафаль оборвал его:

– Я с радостью заплачу и за господина рыцаря, и за его слугу, и даже за тачку. Вот, держите!

Паромщик принял монеты и отошёл в сторону. Закатывая тачку на плот, Утопий высказался:

– Достойный молодой человек! С такими у нашего рыцарства есть будущее!

Вегрик только плечами пожал. Ему Господин Афафаль показался редкостным недотёпой. Впрочем, недотёпа этот был при деньгах. Может быть, получится вытянуть из него пару монет.

После того, как крестьяне погрузились на плот, паромщик спустился на берег, зачерпнул ладонью воды из реки, сделал пару глотков и пробормотал что-то.

– Это он хозяина реки задабривает, чтобы переправа была хорошей, – пояснил один из мужиков своим товарищам.

Те с пониманием закивали.

Завершив ритуал, паромщик вернулся на плот, убрал сходни и вместе с подручным встал к вороту. Переброшенный через реку канат натянулся, и паром отошёл от берега.

Вегрик и Утопий устроились на дальнем краю плота. Господин Афафаль ни на минуту не отходил от них, болтал без умолка о рыцарской доблести, кровавых битвах и чихал после каждых тридцати слов.

– Как бы и я хотел отправиться в странствия, опоясавшись мечом! – говорил он. – Но матушка ни за что меня не отпустит! Она думает, я не могу постоять за себя! Даже в городе за мной всё время таскаются слуги! Это так утомляет! Сегодня я специально вернулся из поездки на день раньше, чтобы меня не встречали у переправы, и можно было хоть немного прогуляться в одиночестве. Матушка слишком сильно за меня переживает. Она говорит, что я – единственный наследник, а потому должен продолжать семейное дело.

– И что же это за дело? – полюбопытствовал Утопий.

– Мы производим пеньку. Пенька Афафалей – довольно известная марка. Возможно, вы слышали о ней.

Вегрик и Утопий только плечами пожали. Может быть, пенька Афафалей и была кому-то известна, да только не им.

– Я как раз возвращаюсь с наших полей, – продолжал Апапис. – Матушка посылала меня посмотреть, правильно ли крестьяне вымачивают коноплю. А какой смысл на неё смотреть? Лежит себе трава в воде – вот и всё. Уж крестьяне-то, признаться, лучше меня знают, как её вымачивать. А я после того, как побуду на конопляном поле, обязательно чихаю целый день, – в подтверждение своих слов Апапис громко чихнул. – Вот видите! Врачи говорят, что это от запаха конопли. А матушка и слышать ничего не хочет. Она уверена, что конопля – лекарственное растение, от которого не может быть вреда здоровью.