В скором времени показался город. Он был, на мой взгляд, не так уж и велик, но стар и основателен. Дома – каменные, чаще всего в два этажа, тянущиеся ввысь. Светлый камень центральных мостовых, коричневатые стены, острые крыши и почти везде небольшие балкончики на вторых этажах. Улицы были на удивление просторны, и зелены от густо натыканных тут и там кустов диких роз и вишен. В городе хватало и деревьев – рябины, платанов, каштанов, кленов. Мне смутно почудилось в этом безыскусном, но приятном своей строгой простотой городе что-то родное, близкое. Каштаны и вишни, коричневатый и серый камень, острые крыши и размеренное течение жизни – город не так уж и мал, но в нем спокойно, привольно и легко. Город стар…. Где, на каком месте я из созерцания реально окружающих меня вещей впал в то ли фантазии, то ли смутные воспоминания —я не сообразил. Очнулся я только когда Менгор взял меня за плечо:

– Слезай, приятель, можно сказать – приехали.

«Куда?» – хотел было спросить я, но решил, что неловких и неумных словес с моей стороны на сегодня достаточно. Даже понимая мое состояние – получил ли я по голове падающей снастью или врезался ею, многострадальной, в камень на морском берегу – они явно не обязаны были выслушивать такие вопиющие глупости. Куда, куда… наверняка – городское управление стражи, здание, потемневшее от времени, грозное и суровое, увенчанное парой башенок. За ним толпились приземистые дома – оружейная, казармы, лекарская палата… да.

Туда-то меня в первую очередь и отправили. Лекарская как лекарская – я был уверен, что по всему миру они мало чем от друг друга отличаются. Светлый лен да хлопок, легкие занавеси, запах трав и мыла, мокрых скобленных досок чистого пола, да еще недавно сваренной каши на молоке. Лекари – пожилая дама да мужчина неопределенных (скорее всего, не таких уж и юных) лет – осмотрели меня, напоили какими-то зельями, смазали мазями ссадины, порезы и ушибы да велели спать, сколько спится, и без дела не болтаться. Я послушался. Надел застиранную рубаху, что мне выдали, содрал полную песка одежду с себя и нырнул под крапивное одеяло. Сон, как ни странно, не шел сразу.

Запах пшеничной каши меня неотступно преследовал – слабый, но неотвязный. Да, очевидно, на молоке. Соленая, с травами – или с сушеным яблоком и медом? Я поворочался. Странное чувство – то ли тошнота подступает, то ли дикий голод от этого запаха. Так и не решив, я воткнулся носом в подушку и в конце концов провалился в сон.

Когда меня разбудили – то ли я проспал больше суток, то ли всего половину хода солнца по небу – то принесли той самой каши и питья из шиповника, меда и красного вина. Каша была соленая, с сыром и корицей, и изрядно остывшая. А вот питье – теплое, почти горячее.

Есть я хотел зверски, поэтому проглотил и то, и то.

А еще, покуда я спал, мне успели туго перетянуть повязкой грудь – значит, ребро все же сломал. В остальном я чувствовал себя весьма неплохо.

Только покончил с трапезой – еще новости:

– Счастливчик, эй, ну ты, с корабля! С тобой тут начальник стражи хочет говорить, и Менгор пришел, пойдешь с ним? – мальчик-помощник лекарей, Жан, что ли, его звали – всунулся в дверь.

– Пойду, – кивнул я. Похоже, судьба выдала мне новое имя.

Жан выдал мне мою одежду – ее почистили и, как могли, починили, но все равно я чувствовал себя оборванцем. Собравшись, вышел на крыльцо. Поглядел на ожидающего меня Менгора, снаряженного добротно и опрятно – и пошутил, что хоть ради новой одежды записывайся в стражу. Тот ишь дружелюбно пожал плечами:

– А почему нет? Меч, лук держать умеешь?