Словно скрупулезный летописец русской сексуальности, Горький по касательной сталкивает Самгина с Мариной Премировой, «пышной девицей» с толстой косой золотистого цвета, которая мужчин воспринимала «страшновато и двуестественно, то – плоть, то – дух», «думала необыкновенно и выразить словами настоящие думы не могла». Опекаемая Мариной жадная до ласки любовница Самгина Нехаева видит в ней типично русское:

Будет много любить; потом, когда устанет, полюбит собак, котов, той любовью, как любит меня. Такая сытая, русская.

Но «монументальная» Марина, воплотившаяся в «умную и властную женщину», находит иной, скрытный путь любви – она становится кормчей религиозной антихристианской секты, проповедующей «веру в дух жизни» и сплоченной хлыстовскими радениями, посмотреть на которые в щелочку она приглашает Самгина, хотя понимает, что это ему чуждо.

Образцовый русский интеллигент Самгин, «уважающий внутреннюю свободу», осознает бессилие своих индивидуальных качеств перед лицом «бесконечного ряда глупых, пошлых, а в общем все-таки драматических эпизодов», отягощающих человека «ненужным грузом», так что он, «загроможденный, подавленный ими, перестает чувствовать себя, свое сущее, воспринимает жизнь как боль». Он находит убежище от кошмара жизни, «распределяя пережитое между своими двойниками» – их много, но все они одинаково чужды ему.

Возможно, если бы Горький продолжил жизнеописание, оборвавшееся внезапной смертью назначенного «официальным» писателя от простуды в шестьдесят восемь лет, типичного русского интеллигента, затянутого в водоворот войн и революций, он наградил бы встречей с необыкновенной женщиной, умеющей любить мужчин, такой как Мария Закревская, которая стала для знаменитого литератора последней желанной, но все же неуловимой любовью. Она бы смогла деликатно, но твердо поддерживать его поклонение разуму, для которого «нет ничего святого, ибо он сам есть святая святых и сам бог», и при этом быть «жизнеспособной», «неимоверно обаятельной», «хозяйкой своей собственной судьбы», так что ей были бы простительны близкие отношения с другими великими людьми и иными, даже темными, силами3.

Согласно некоторым толкователям творчества Михаила Булгакова, другого знаменитого писателя, молодого современника Горького, в вызывающем заслуженные восторги и споры романе «Мастер и Маргарита» в образе Мастера представлен Горький. Тогда мы можем последовать за еле уловимыми связующими разорванный век русской любви нитями и познакомиться с обликом идеальной женщины, которая может любить и помогать мужчине, отчаянно и глубоко поглощенному думами о судьбе человечества.

В знаменитом романе Михаил Булгаков, словно увлекшись своим «диковинным», но «правдивым повествованием», обращается к читателям, идя на риск и обещая то, что еще никогда никакому литератору не удавалось:

За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!

Так вызывающе твердо мог рисковать своей профессиональной репутацией лишь тот, кто, во-первых, сам испытал настоящую любовь, а во-вторых, был уверен в своем художественном таланте. Та любовь, которую переживал автор и о которой захотел рассказать всему миру, случилась у Булгакова с третьей женщиной, ставшей его женой.

Елена Шиловская, тридцатипятилетняя домохозяйка, жена советского военачальника, мать двоих детей, сохранившая любовь «к жизни, к шуму, к людям, к встречам» и воплощающая свои «неистраченные силы» лишь в «мыслях, выдумках и фантазиях», познакомилась в феврале 1929 года со сделавшим себе имя в театральных кругах драматургом, человеком с «сатирическим» складом ума. Произошло какое-то колдовство, и они стали почти ежедневно встречаться, охваченные «быстрой любовью», в то время как в марте с репертуара театров сняли все пьесы Булгакова, а в июле в отчаянии, «доведенный до нервного расстройства», он написал Сталину письмо с просьбой об «изгнании» его из страны.