Ледяная учтивость в женском голосе с верхней палубы «Крылатого», заставила капитана процедить «добро пожаловать» и пропустить новоявленного пассажира.

Мордобитие стенка на стенку отменялось. Толпа зевак и гвардейцев начала редеть.

Витал сделал несколько росчерков в бумагах и взбежал по сходням. В клацании якорной цепи на подъеме уже звенела радость. Малейшее отклонение от графика капитан справедливо считал дурным знаком.

Ветер крепчал. Игривые волны ощутимо покачивали корабль.

Континент остался далеко позади, и разглядеть его даже с помощью оптики уже не представлялось возможным. Витал сложил подзорную трубу и наконец вздохнул полной грудью. Несколько дней в душном порту Вердены показались вечностью.

И казалось, что даже сами корабли эскадры: «Золотые Пески», «Фурия» и «Лентяй», так же почувствовали долгожданную свободу и лихо шли на всех парусах, отливающих розовым золотом на фоне темнеющего неба. Совсем как на полотнах лучших маринистов.

Витал устало сощурился на предзакатное солнце, плотнее надвинул на лоб треуголку, что все норовила слететь от порывов ветра, и направился в капитанскую каюту. Его ждала возня с судовым журналом, кучей бумаг и винтами на секстанте. А позже неплохо было бы опрокинуть бокал хорошего согревающего портвейна…

До его слуха внезапно донесся женский всхлип.

Тонкая фигурка в бирюзовом платье свесилась через борт. Руки ее беспомощно подрагивали, вцепившись в поручни. Поднявшаяся качка поставила верденскую аристократку в самое плачевное положение.

Поминая недавнюю надменность виконтессы, Витал не сдержал усмешку. Что ж, морская болезнь безразлична к титулам и статусам. Однако если вверенной ему пассажирке и суждено свалиться за борт, то уж точно не с палубы его «Крылатого».

Как назло, вокруг не было ни души. До чего нелепое положение: стоять возле высокородной дамы с натянутой дружелюбной улыбкой в ожидании, когда же ее наконец отпустят спазмы морской болезни и оберегать от падения. Будто у него мало других забот.

Только нечеловеческая выдержка и воспитание не дали ему прокомментировать ситуацию. За что Витал себя мысленно крепко похвалил.

В этот раз шляпы на аристократке не оказалось. Ветер же, и так изрядно потрепавший изысканную высокую прическу, очередным сильным порывом уничтожил ее вовсе и совсем неучтиво заиграл каскадом длинных светлых волос.

Неожиданно для себя самого Витал подхватил развевающиеся пряди, что буквально сами устремились в его ладони. Мягкость шелковых волн парализовала. Прохладными струями они будто пролились между смуглыми пальцами. Такие светлые, такие неуловимо-гладкие…

Едва виконтесса успела утереться платком и разогнуться, как в тот же миг качка вместе с порывом ветра впечатала бедняжку прямо в грудь капитана. Витал едва удержался на ногах, увлеченный распутыванием собственной кисти из длинных волос пассажирки.

Более нелепой ситуации в своей жизни он припомнить не мог.

Леди что-то прошипела, но ее слова унес очередной порыва ветра. Витал собрался было сгладить неловкость беззлобной мореходной шуткой, когда перевел на глаза на девушку…

…И остолбенел, как если бы увидел призрака.

Ее лицо…

– Уна?!

Его Уна.

Здесь, прямо на борту «Крылатого Марлина».

Во плоти.

Огромные голубые глаза на совсем юном фарфорово-белом лице, окруженном волнами светлых, невозможно-светлых волос. Аккуратные, чуть поджатые пухлые губы…

Мир застыл мазками неизвестного художника, чья кисть подчинила само время ради невысокой светлой фигурки на фоне предзакатного морского пейзажа.

Шум волн и ветра накрыла тишина, в которой грохотало сердце.