Так выглядели крестьяне, приходившие в Петербург на заработки. Необходимость внести оброк гнала их в город. Что же ждало этих людей в столице? «…Изнуренные дальним путем, они являются сюда нередко в болезненном виде и, что всего хуже, не вдруг могут иногда находить себе работу, отчего крайне нуждаются в пропитании», – писал наблюдавший все это И. Пушкарев. По официальной статистике, наибольший процент смертности падал в Петербурге на май, июнь, июль – как раз на те месяцы, когда скапливалось больше всего пришлых крестьян. Как-то Николай I, зайдя в госпиталь, спросил у врача о причине болезни лежащего перед ним мужика. «Голод, ваше величество», – ответил врач. На другой день он был уволен: полагалось делать хорошую мину при плохой игре.
Большинство умирало не в госпиталях, а в своих временных жилищах. «Осмотрев помещения, занимаемые тысячами этих людей в Петербурге, – свидетельствовал А. Башуцкий, – трудно представить себе, чтобы там мог жить кто-либо. Теснота, сырость, мрак, сжатый воздух, нечистота превосходят во многих из подобных жилищ всякое вероятие».
Жизнь в Петербурге для пришлого мужика начиналась с поисков работы. Чтобы иметь право наняться на работу и жить в столице, крестьянин обязан был сдавать свой паспорт в Контору адресов и получать взамен его «билет» – временный вид на жительство. После этого он отправлялся на «биржу».
Полицейская Контора адресов помещалась на Театральной площади в доме Крапоткина. «Бирж», где собирались крестьяне в ожидании нанимателей, существовало несколько. Плотники и каменщики толпились у Сенной площади. Поденщики, бравшиеся за всякий труд, – у Синего моста на Мойке и на «Вшивой бирже» – так называлось место на углу Невского проспекта и Владимирской улицы из-за промышлявших там уличных цирюльников.
Женская прислуга – кормилицы в голубых кокошниках, кухарки всех возрастов – стояла рядами на Никольском рынке, у Старо-Никольского моста и вдоль набережной Крюкова канала. Лакея, кучера, садовника можно было нанять у Синего моста на Мойке.
С четырех часов утра на «биржах» уже толпился народ. Чернорабочие могли ходить туда безрезультатно недели и месяцы. Специалисты – каменотесы, каменщики, плотники, штукатуры – устраивались быстрее. Многих рабочих еще с зимы нанимали подрядчики, наезжая в деревни или засылая туда своих приказчиков. Каждый год в Петербурге возводилось около сотни «обывательских» домов, а на строительство таких грандиозных зданий, как Новое Адмиралтейство, Главный штаб или Исаакиевский собор, продолжавшееся десятилетия, требовались многие тысячи рабочих.
Архитектор Монферран писал о русских «работных людях»: «Двадцать лет, посвященных мною постройке Исаакиевского собора, позволили мне высоко оценить трудолюбие этих людей, которые ежегодно приходят на работы в Петербург. Я отметил у них те большие достоинства, которые трудно встретить в какой-либо другой среде… Русские рабочие честны, мужественны и терпеливы. Одаренные недюжинным умом, они являются прекрасными исполнителями… Русские рабочие велики ростом и сильны, отличаются добротой и простодушием, которые очень располагают к ним. Проживая здесь без своих семей, они селятся группами в 15–20 человек, причем каждый ежемесячно вносит на свое содержание определенную сумму. Каждая группа имеет свою стряпуху и двух работников, занимающихся топкой печей, доставкой воды и провизии».
Значительную часть крестьянского населения столицы составляли крепостные слуги. В 1815 году «дворовых людей» в Петербурге числилось 72 085, в 1831 году – 98 098. Одни жили при своих господах, другие служили по найму.