); молоко предназначено для питания, для перегонки в алкоголь и для дубления кожи; мясо идет в пищу, и даже навоз является незаменимым топливом.^>34 В том числе и свои потребности в холсте, тканях и изделиях из хлопка, в соли и небольших количествах муки калмыки также удовлетворяют за счет животных, так как разводят для обмена и продажи значительное количество верблюдов (из породы двугорбых) и замечательных, легких, выносливых и быстроходных, лошадей.

Поскольку стада не только летом пасутся в степи, но и зимой вынуждены там находиться, калмыки заняты одним: поиском мест, где можно найти прокорм, отчего их жизнь не наполнена особым содержанием; поэтому смена зимних пастбищ на летние становится самым важным событием, которое случается в однообразном бытии калмыков. При таком недостатке внешних раздражителей для ума, при таком уже иного характера однообразии духовной и физической жизни можно в определенной степени понять, почему этот народ, одаренный провидением различными, достойными уважения духовными и физическими задатками, в религиозном отношении придерживается пустых и бессмысленных форм богослужения, по меньшей мере даже в сравнении с теми обрядами, которые более распространены среди здешних калмыков.^>35

Калмыки исповедуют буддийскую религию, которая зародилась в Индии, но, вытесненная оттуда браминскими учениями, перебралась в Тибет и Монголию; калмыцкий буддизм представляет собой не до конца понятную нам разновидность пантеизма,^>36 калмыки не признают всемогущего Бога в качестве создателя неба и земли, этому они противопоставляют следующие принципы: по существу Бог и мир есть одно целое, Бог не стоит над миром и не существовал до мира, но вместе с миром явился из безмерных пространств. Среди живых существ, добрых и злых, согласно этому учению, имеет место взаимозависимая иерархия, чьи ступени по отдельности для каждого существа странствуют в долгих временных пространствах, а высшей ступенью является Будда, под которым ни в коем случае не понимается единственный персонифицированный бог, но только свойство божества, к коему, в конце концов, соответственно своим добрым делам, предопределено подняться каждому живому существу. Это странствование духа мыслится как одна жизнь в «безмерном спокойном мировом море», на берегах которого находит покой только совершенный Будда; достижение данной цели посредством милосердных поступков есть следствие откровения и своеобразного спасения, которое происходит каждую тысячу лет, когда часть живых существ превращается в совершенного Будду, правителя и благодетеля мира во время установленного им тысячелетнего периода.

Будет большим заблуждением предполагать, что эти или какие-нибудь другие религиозные принципы повсеместно распространены среди калмыков Манычской степи. О фундаменте веры, как об основном понятии божьей сущности, в народе имеются неопределенные и мало совпадающие между собой мнения, где уже встречаются неясные переплетения с христианской верой; например, в их представлении бог Сенгир, о котором мне рассказывали калмыки на Маныче, рожден из самой верхней части правого бока богоматери. Такое религиозное воззрение было высказано мне под Астраханью и очень образованным калмыцким князем Сербечабом Тименевым (Сербеджаб Тюмень). Но как могут калмыки добиться твердого и ясного понимания таких предметов, если им не преподавалась религия, если у них никогда не было регулярных воскресных богослужений, а на тех религиозных праздниках, где им приходилось присутствовать, они должны были слушать декламацию заученных молитв и чтение священных текстов на непонятном языке в сопровождении ритуала, который, как представляется, даже для посвященных имеет мало смысла и привлекательности, не говоря уже о мирянах? Не в каждом хатуне (