– А это что такое? Погодите… Что это у вас на шее?

Весь день этот вопрос задавали мне. Моя рука сама собой потянулась к груди. Убедившись, что все пуговицы на месте, я огляделся. Удивительное дело, как это я сразу не заметил? Оказалось, что к походу готовился не один я. Беседка точь-в-точь напоминала выставку «Дары моря». Я нашел глазами Вадика. На его груди красовалась хищно растопыренная крабья клешня, покрытая, судя по зеркальному блеску, толстым слоем лака для ногтей, рядом на той же нитке болтался пустой пузырек из-под лака. Презренный подражатель. Я помахал рукой, пытаясь привлечь его внимание. Он демонстративно уставился в потолок. Глупо было расходовать, возможно, последние минуты моей драгоценной жизни на какого-то Вадика. Но тут дело было в принципе. Я насобирал на полу с десяток мелких камешков и начал швырять их в Вадика, целясь в голову. Наконец, красный от злости, он повернулся ко мне. Я показал ему «козочку». Он покрутил пальцем у виска.

– Ах, значит, крабы! – Валентина Борисовна распекала кого-то в дальнем конце беседки. – И ты действительно думаешь, что это красиво?

Несчастный что-то бормотал.

– Нет, милые, так дело не пойдет. Вы что, хотите нас всех опозорить? Вот вам моя шляпа. Все сокровища бросайте в нее. И не надо делать вид, будто вас убивают. Завтра я все верну, в целости и сохранности.

Бедняга, которому досталась шляпа, комкая ее, двинулся по кругу. Валентина Борисовна следовала за ним по пятам. В шляпу полетели медальоны, бусы, браслеты. Очередь дошла до меня.

– А с тобой что? Ты куда так тепло оделся? Мокрый как мышь.

– Нездоровится, – сказал я и прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Но Валентина Борисовна не уходила. Сквозь ресницы я видел неподвижное голубое пятно. «Ищет, к чему бы придраться», – промелькнуло у меня в голове.

– Ну что ж, – голос Валентины Борисовны стал удаляться, – кажется, мы готовы.

Я с облегчением выдохнул и открыл глаза.

Валентина Борисовна как будто только этого и дожидалась.

– Ваня, – вдруг повернулась она ко мне, – сделай мне, дружок, одолжение. Сбегай в медпункт. Попроси у Галины Ивановны что-нибудь от головной боли. Скажи, что для меня.

Все головы как по команде повернулись в мою сторону. Я не шелохнулся. Не мог я сейчас никуда бежать. Мои брюки окончательно прилипли к ногам, а по спине катились горячие струйки пота. Но тут я представил, как завтра утром, вот так же морщась и потирая висок, Валентина Борисовна перескажет наш разговор вожатым: «Ваш Темников – настоящий наглец и хам. Представляете? Отказался принести лекарство». И Одинцова все это услышит.

– Я, конечно, схожу, – сказал я. – Мне не жалко.

В это самое время под скамейкой каблук моего левого ботинка вонзился в носок правого; освободив правую ногу, я опустил ее на каменный пол. Стало как будто прохладнее.

– Только в лекарствах я мало разбираюсь. Как, вы сказали, оно называется?

– Оно называется аспирин.

Я нащупал босой ногой левый ботинок.

– Это по-латыни или как?

Я до последнего надеялся, что у Валентины Борисовны сдадут нервы.

– Или как, Ваня, или как.

Судорожным движением я выдернул из ботинка левую ногу и неохотно поднялся. Пот заливал глаза.

– Ну раз так, то я пойду?

– Да, голубчик, я буду ждать.

Я шагнул вперед.

– Погоди, – остановила меня Валентина Борисовна. – Ты что, собираешься идти босиком?

– Ну да.

– А сандалии?

– А зачем? Слава богу, не зима.

Валентина Борисовна чуть вздернула брови, подумала и неожиданно легко согласилась.

– Ну как знаешь, дружок, как знаешь. И кстати, – прокричала она мне в спину, – попроси у Галины Ивановны градусник. Выглядишь ты неважно…