– Ты с нами? – спросил Паша, останавливаясь на последней ступеньке.

– Конечно. Я скоро. Если что, начинайте пока без меня.

На самом деле результат поединка не очень меня волновал. Тоже мне, два оленя! Мне хотелось побыть одному. Я ждал Одинцову. Вдруг она все-таки придет. Вдруг мы заговорим. Вдруг этот разговор превратится в долгую-долгую беседу. Вдруг все переменится, и костер не понадобится. Я опустился в пляжное кресло. Мне хотелось представить, что скажет она и что отвечу я. Но сперва должна уйти эта… Я огляделся по сторонам в поисках синего платья.

К моему удивлению, теперь их было трое. Сбившись в кучку, они стояли у стены и явно что-то замышляли. Заводилой была уже знакомая девчонка. Она с жаром объясняла что-то подружке и другой, с печальным продолговатым лицом. Заметив, что за ней наблюдают, она тут же замолчала. Я поспешно отвел глаза, но было поздно.

– Ты ведь Темников, правильно? – обратилась она ко мне. – Зои Алексеевны сын?

В ответ я что-то промямлил.

– У меня твоя фотография есть. Мы в третьем классе в заводском клубе на елке танцевали.

Она замолчала, давая мне время вспомнить ту самую елку. Я не вспомнил, и она представилась:

– Я Таня Огаркова. Наши мамы вместе работают.

Час от часу не легче. Хуже нет встретить кого-то, кто знает тебя и твоих родителей. Я уже так попадался. Упреков потом не оберешься: не то сказал, не так посмотрел… Я снова что-то пробормотал.

– Ты где так играть научился?

– В секции, – зачем-то соврал я.

– Очень здорово. Я всегда за тебя болею.

От моих спортивных успехов Таня Огаркова плавно вернулась к давнему эпизоду с елкой, потом упомянула, что сама занимается художественной гимнастикой – результаты не ахти, но диета губит фигуру, а заморить себя голодом она не хочет. При этом Таня все время двигалась. Она снимала с веревок одежду, убегала в спальню, возвращалась и ни разу не упустила нить разговора, если, конечно, такая нить была. Она перескакивала с предмета на предмет так ловко, будто носки вязала – без единого шовчика. Я начал уставать. К тому же, отслеживая ее перемещения, мне приходилось постоянно вертеть головой. Я боялся, что меня снова начнет тошнить.

Наконец она вернулась к столу.

– Эта штука у тебя на шее… интересно… Раньше в таких яд носили.

Я пожал плечами.

– Нет, правда, что это?

– Это детеныш шершня.

Я снова зачем-то соврал, но Таня, кажется, поверила.

– А можно посмотреть?

Все это было так не вовремя. Мне хотелось побыть одному, подумать о вечере, может быть, даже вернуться в гараж и хоть глазком взглянуть, что там происходит.

– Смотри. Мне-то что.

Близоруко щурясь, Таня принялась внимательно изучать бутылочку. Ее волосы щекотали мне шею.

– На муху похож, – сказала она наконец. – Девочки, правда на муху похож?

Девочки чинно подошли и встали рядом. Одну из них я, кажется, узнал. Она была вчера на аллее.

– Туда нужно травы постелить, – неожиданно предложила она. – Чтоб он мог гнездо свить.

Она протянула руку и ногтем постучала по стеклу. Муха заметалась, пытаясь взлететь. Подружки взвизгнули сначала от испуга, потом от восторга.

На этом мое терпение лопнуло.

– Ну вот что, невесты, хватит. Прием окончен. Орете, как на базаре. И не надо, не надо ко мне прижиматься.

– Пошли, девочки! – возмутилась Таня Огаркова. – Дуракам закон не писан.

– Именно, – согласилась подружка. – Пусть сначала созреет для взрослого общения.

Третья подружка с печальным лицом не сказала ничего. Она была здесь, как видно, за компанию и права голоса не имела.

Как только они ушли, я услышал шаги. Это была Нюша. Пришло время идти на море.