Купив кефир и пачку пельменей, я засеменила в сторону своего дома.

Около подъезда, на замерзшей лавке, сидели две бабушки, которым в этот зимний вечер не сиделось дома. Сегодня на повестке дня были новые истории, как из 107 квартиры Маринку побили, а Вася ушел от Людки из 135.

Быстро кивнув головой, я открыла дверь, приложив чип, и поспешила к лифту. Жила я на втором этаже, но сегодня не тот день, когда стоит геройствовать, подумалось мне.

Ключи завалились в дырку левого кармана, поэтому пришлось пару минут пошарить своими не такими уж и тонкими пальцами в этой самой дырке и все же найти их.

Я зашла. В квартире было темно, но на кухне горел свет. Значит, она дома. Мне не хотелось идти туда, так что скинув обувь, я направилась прямиком в зал, который находился в другой стороне от кухни. Дойдя до зала, не стала включать свет и просто плюхнулась в верхней одежде на диван и достала из ушей наушники, которые все это время по дороге от школы до дома играли что-то из американского рока 70-ых годов прошлого века.

Хм, какой-то шум и возня на кухне. И два голоса. Два голоса. Я удивилась и одновременно напряглась – она никогда никого к себе не приводила, потому что с первого дня посчитала нужным уведомить меня о том, что у нее нету друзей и ей никто не нужен кроме любимого человека. Даже родители. Вот так категорично и бескомпромиссно.

Стараясь не создавать шума, мои ноги понесли меня к закрытым дверям (очевидно, что они были закрыты, иначе бы она и еще один человек услышали звук ключа в замочной скважине, звук открывающейся двери и мои шаги).

Дверь на кухню зеркальная – со стороны прихожей видно все, что происходит в кухне, но зато изнутри вы видите только зеркало (как бы помогает меньше есть, думали мы, когда эту самую дверь заказывали в счет аренды за квартиру).

Я открыла глаза (все это время они были закрыты, а мое сердце слишком громко стучало).

Она. И рядом с ней стоял он. Черт. Этот ублюдок стоял у нас на кухне. В трусах.

Рука уверенно толкнула дверь и вот, я уже стою на пороге, а она и он.. Они даже не шелохнулись.

– И что это за херня? – я кричала, я была очень зла, во мне сто чертей взбунтовались.– Что этот хер делает у нас в квартире? Да еще и в трусах? Переживает расставание с Розой? Или тебя трахает?

– Ты и в правду такая глупая? Кристина говорила мне, что ты бываешь на удивление доверчивой и недальновидной, но я не думал, что под этим она подразумевает способность не замечать очевидных вещей и какую-то детскую наивность, – Дима ухмыльнулся и погладил рукой свой подкаченный пресс.

Она молчала. Кристина молчала и улыбалась.

Я не могла ничего сказать. Слишком много гнева внутри.

Не могла понять, зачем все это. Почему они не испугались, не стали все объяснять, а она не забилась в слезах.

– Я сплю с ним уже полгода. Все смс, которые мне приходили с работы, были от него. Для меня ты была всего лишь соседкой, которая готовила мне и оберегала от невзгод и всегда была дать мне денег на очередную ненужную вещь. За это требовалось немного – пару раз в неделю спать с тобой, – её улыбка заставила меня съёжиться.

Понятно. Только что мне с этим было делать?

Что. Мне. Делать.

– Ты такая жалкая сейчас. По тебе видно, что ты не понимаешь. Не понимаешь, что происходит.

Во мне что-то оборвалось.

Я все еще стояла на пороге. Напротив, у тумбы, что по правую руку, прямо около раковины стояла она. А он стоял напротив, у стола.

Сделала пару шагов за порог, подошла к нему и залепила пощечину. Мои слабые руки не оставили бы даже красного следа, если бы не злость, что внутри меня.

На кухне было накурено. Пахло выпивкой. Той, которую я хотела выпить одна и залить свое горе.