– Почему-почему? Потому что он дож Аквилеи, – фыркнул Валера.

«Микеле Морозини! Точно! Дож Аквилеи! Ни – хе – ра – се – бе!», – беззвучно открыл рот Алекс и взялся руками за голову, ощущая масштаб личностей, о которых шла речь. Он приехал в Аквилею в восемь лет, без копейки в кармане, круглым сиротой. За долгие годы Микеле пробился с самого дна до должности первого человека в полисе. В самом крупном полисе Союза двадцать два больших двухсоттысячных кампуса, только официально там проживало пять миллионов человек! Политика, управление, безопасность, инфраструктура, социалка – всё это находилось в руках одного человека – дожа Аквилеи, звезды и любимца прессы Микеле Морозини. И это про него, охренеть, сейчас рассказывает какой-то мужик с резким голосом. А он, Алекс, подслушивает.

Нужно как-то исправлять ситуацию. Но как? Ладно бы сразу вышел, извинился, так нет! Он просидел здесь до того момента, когда выходить было уже неловко. И небезопасно, наверное. А эти двое тем временем продолжали.

– Потом врач какой-то спустился ко мне, сказал, что операцию делать нельзя. Уже не операционабельный,– тем временем скорбно продолжал Витя Комар. – Показал мне снимок, там полбашки черным пятном. Говорит, кровоизлияние, но, мол, сильный мужик, сердце крепкое, может, пролежит несколько дней, а потом помрёт, скорей всего. Шанс выжить есть, но крохотный, – и Витя глубоко и очень скорбно вздохнул.

«Что за бред, при чем тут сердце? Как это возможно вообще с кровотечением?» – вдруг подумал Алекс, а Комар после недолгой паузы продолжил уже с оттенком сомнения.

– Но ты знаешь, Валера. Что-то меня гложет.

– Что такое? – донеслась настороженная интонация.

– Понимаешь, когда его уже грузили на скорую, чтобы домой везти, то прибежал Гаврильский, в коридоре сунул мне в руку автошприц и пачку ампул. Сам трясётся, глаза снуют. Вот, говорит, совсем забыл вам передать, вы ему колите, это обезболивающее. Иначе, говорит, быстро может умереть. И в проход юркнул. Я сначала подрастерялся. Не хотел ставить даже. Но потом врач в скорой, который со мной поехал, на уколы посмотрел, сказал, что это для разжижения крови, при инсульте их ставят, и люди даже отходят, бывает. Хотите, говорит, я сам поставлю? Ага. Показал мне, как ставить, там ничего, оказывается, сложного нет. Поднес к руке, он запищал, на курочек небольшой нажал и шмальнул. Потом мы Иваныча на «путинку» погрузили и сюда привезли. Вот так и лежит три дня уже. Иногда глаза открывает, смотрит на меня, взгляд такой понимающий, что-то пытается сказать и снова в кому впадает.

«Что за херню он несет? Какая ещё кома? Три дня с геморрагическим инсультом на полбашки? Без операции? Что-то пытается сказать, находясь в вегетативке?»* (вегетативное состояние человека, когда он полностью лишён сознания).

– Я пока никому ничего не говорил. В Аквилее несколько человек знает: ты, я, Алиска, ну и наших пару ребят…

– Да нихера подобного! – вдруг повысил голос Валера. Судя по шагам, он нервно заходил по комнате. – Я чего хотел увидеться-то?! Короче, сегодня мне весточка пришла, что в полис закатились Вуйчики!

– Ах, они с-с-суки волосатые! Откуда спознали? – зашипел Витя Комар.

А Алекс засмеялся про себя. Не вуйчиками, а вейчиками в его детстве называли игрушечных толстых гномиков со смешными рожицами и писюном. И у них, действительно, были торчащие в стороны длинные волосы. Он представил, как они закатываются в город, и от этого его пробирал смех.

– Вот с-суки! Откуда узнали? И это, кто их спалил? – тяжело произнес Витя.

– Миша Постовой. Сегодня его смена. Сижу, говорит, возле розетки* (заправка для электромобилей) на трассе в сторону Афона. Подъезжает мобила и из неё выходит Каспер Вуйчик. В сортир сходил и дальше поехали. Постовой сказал, что в мобиле был ещё один или два человека, непонятно точно. У него зрение плохое, а в госпиталь не хочет ложиться, мудила толстый.