Сейчас Регина сидела на пассажирском сиденье, слушала болтовню Вероники, смотрела в окно и ловила себя на мысли, что больше всего ей хочется попросить приятельницу остановить машину, выйти, хлопнуть дверью посильнее и просто пойти вдоль шоссе в сторону города. Пусть она долго и муторно будет добираться до дома, и даже если часть пути придётся проделать пешком, это всё же лучше, чем ехать на дачу и два дня слушать Веронику, соглашаться с ней, поддакивать, поддерживать утомительный, скучный разговор… Регину передёрнуло от подобной перспективы, но она так и не решилась, сказать Веронике, что хочет поехать домой, ведь придётся как-то объяснять свой демарш. А как? Напрямик не скажешь, а юлить Регина не привыкла.

– Мы почти приехали! – бодро сообщила Вероника, вторгаясь в невесёлые размышления приятельницы, – Вон уже наш забор…

Действительно, впереди, справа от дороги возвышался кирпичный забор. Отвлекшись на собственные мысли, Регина и не заметила, как с трассы они съехали на просёлок, и вот уже минут десять едут по сосновому бору. А забор впечатлял. Он был настолько высоким, что дома за ним видно не было, только сосны торчали с той стороны, впрочем, как и везде тут. И кто вообще дал разрешение на застройку в таком бесподобном месте? Будь воля Регины, она бы всё колючей проволокой обнесла и никогда не пустила бы в этот лес человека.

Веронику подобные мысли не посещали, она нажала кнопку на пульте, тут же поползла в сторону тяжелая дверь ворот.

– Вот наши владения, – обвела рукой окрестности Вероника.

Владения впечатляли. На огромном участке стояло целых два дома. Первый – пафосный трёхэтажный особнячок. Для особняка, правда, он был мелковат, но для понятия дом – слишком большим, а за особняком, чуть поодаль притулился дом поменьше, но тоже очень красивый. Бревенчатый, с балконом и высоким деревянным же крыльцом.

– Какой дом ваш? – уточнила Регина. Бывает же всякое. Участок, например, один, а дома отдельные, для каждой семьи свой. Может, Вероника когда-то рассказывала о своих родственниках, Регина не могла вспомнить, имелись ли таковые, потому и спросила.

– В смысле какой? – вопрос приятельницы вызвал лёгкое недоумение у Вероники. – Вот же дом! А там баня.

– Баня?! В два этажа?!

– Ну да! Чему удивляешься? Это баня и одновременно ну… можно сказать, гостевой дом. Там гостиная на первом этаже, кухня, баня, а на втором три комнаты. Две для гостей, а третья бильярдная.

– А… – с пониманием протянула Регина. – Может, у вас и бассейн имеется? – не удержавшись, съехидничала она.

– Да не, – рассмеявшись, махнула рукой Вероника, – Я папе говорила, что надо, а он не любит стоячую воду, ему, видите-ли, простор нужен! У нас за забором, с другой стороны, большое озеро имеется. Есть ещё собственный пирс и лодки.

Так вот чем объясняется паталогическое упрямство Вероники! Она ни в чём и никогда не знала отказа, она росла, даже не подозревая о том, что кто-то в этом мире может жить по своим правилам, не считаясь с ней, не замечая её. Но вот что странно, она, требуя беспрекословного обожания и подчинения от других, себе никаких правил и требований не устанавливала. Да, для избалованной девочки – это нормально, но нельзя же так плевать на себя! Позволять себе излишества в еде, пренебрегая тренировками в спортзале и походами в салон красоты. Позволять себе одеваться так, будто вещи, а они дорогие, салонные, были куплены на ближайшем развале! Что это? Элементарная лень или нечто большее? Как понять? Регина всегда считала, что девушки из обеспеченных семей должны выглядеть как-то иначе. И да, ещё таких девушек отличает непоколебимая уверенность в себе. Зная себе цену, они и подают себя в обществе соответствующе. Они держатся чуть отстранённо, будто над всеми, а не вместе, на тех, кто ниже по статусу смотрят в лучшем случае свысока, чаще – высокомерно, с той брезгливой надменностью, которая умеет унижать и уничтожать.