– Я восхищён! – мурлыкнул Феанор, низко наклоняясь к Арии, и тихонько коснулся её ладони, погладил кончиками пальцев. Она увидела длинный кривой шрам на его руке, уходящий под кружевной манжет рубахи; хной выкрашенные ногти и кольца с дорогими каменьями на каждом пальце.

– Что, если не оправдаю их надежды и твои, царь? – тихо спросила Ария. Впервые за этот день самообладание изменило ей, и она осмелилась сказать вслух то, что каменной лапой сжимало сердце.

– Оправдаешь, – его борода, с вплетёнными золотыми колокольчиками, коснулась её щеки, а рука крепко сжала её руку, – я знаю, – голос его звучал твёрдо, вселял уверенность, – ты сразишь Дагона.

– За здравие царицы! – раздался громогласный тост, и его подхватили, понесли дальше, зазвенели кубки. – За здравие царицы!

– Твоё здоровье, царица острова Форс! – улыбнулся Феанор, поднимая кубок.



Смеркаться стало, и в зале зажгли факелы и свечи. Пришли жрецы проводить молодых супругов до брачного ложа.

– Что, и утром припрутся будить нас? – шёпотом спросила Ария, поднимаясь из-за стола и старательно удерживая на лице улыбку.

– Да-а, – царь вальяжно махнул рукой, – забрать твою рубашку, простыню с кровати… Убедиться в твоей невинности…

– О, какой ужас! – тихонько вздохнула юная царица. – Дикие обычаи!

– Да ла-а-адно! – протянул Феанор. – Радуйся, что с нас не требуют целоваться за свадебным столом, как водится в иных краях!

– О! – Ария нервно рассмеялась. – Премного благодарна! Идем уже! Чем скорее покончим с этим, тем лучше!

– Что, так не тярпится? – промяукал царь, низко наклоняясь к ней.

– Я вся горю! – издевательски усмехнулась она, и так сжала руку Феанора, что красные пятна остались на ней.

Проследовали в опочивальню. Впереди новобрачных ступал жрец Весты – богини домашнего очага, и два жреца замыкали шествие, они несли на вытянутых руках тончайшую белоснежную простыню с вышитыми по уголкам золотыми гербами Острова.

С молитвой жрецы застелили брачную постель, зажгли благовония, лампады у ликов Кроноса, Деметры и Весты, высеченных на мраморных стенах, и неслышно вышли, оставив царя и царицу одних.



Феанор повернулся к Арии, улыбнулся хмельной улыбкой. Небрежно, не жалея дорогих костяных с каменьями пуговиц, расстегнул свой кафтан, снял, бросил на скамью у стены.

– Иди ко мне, – позвал молодую супругу.

Она шагнула навстречу, почувствовала, как бросило её в жар, когда руки царя легли на её талию, притянули к себе. Его губы коснулись её губ, а рука отыскала застёжку платья, и змейка холодной дрожи скользнула по спине девушки.

– Я сама! – невольно вырвалось у неё.

Она почти грубо оттолкнула его, принялась торопливо распутывать шёлковую шнуровку платья. Она сама разденется, не позволит ему снять с неё одежды, разворачивая её, освобождая от покровов, будто купленную в лавке вещь.



Феанор усмехнулся, но спорить не стал, лёг на кровать, с интересом смотрел на неё. Тени от факелов плясали на его лице, их красные отблески отражались в его синих глазах. Царь красив был, презрительный, дерзкий, но Ария не желала близости с ним, но должна была сделать это, ибо того требовал закон.

Тяжёлая парчовая ткань скользнула вниз, упала к её ногам. Ария переступила через платье, осталась в одной батистовой белой рубашке. Как хорошо, что в комнате полумрак, и царь не видит, как побледнело её только что жарким румянцем пылавшее лицо.

Рука Феанора поднялась в привычном повелительном жесте, указала вперёд, Ария не сразу поняла, чего хочет от неё супруг.

– Сними заколки, – велел он, понижая голос до шёпота.

– Что? – судорожно сглотнув, спросила Ария.