Рассказ про диких произвёл на нас впечатление, посеяв ужас от одной мысли о существовании подобных тварей. Старейшина пытался успокоить подопечных, и его аргументы о сказках незваного гостя ради ночлега подействовали. Всё было хорошо до тех пор, пока они не пришли. Стремительно, как сама смерть.

Я проснулся от криков и шума. Выглянув из землянки на улицу, я впал в ступор. Дикие были повсюду. Они передвигались на очень быстро и методично рвали на куски всех, кто попадался им на пути. Ни вилы, ни рогатины были не в состоянии нанести им урон. В тот момент мне стало настолько страшно, что я струсил. Всё, что я смог, – это залезть в небольшой погреб землянки, укутаться в одеяло и, заткнув уши руками, беззвучно плакать и трястись, ожидая, когда за мной придут. Что было дальше – я не помню. Мне показалось, что прошла вечность. Когда я отодвинул от ушей трясущиеся руки, то не услышал ничего, кроме оглушающей тишины, которая причиняла боль. «Ушли?» – мелькнуло в голове. На улице начало светать, я медленно выглянул в окно, но не увидел там никого, тогда я решился выйти на улицу. Ни диких, ни моих друзей там уже не было. Всюду следы борьбы и кровь, кровь, кровь. Все были мертвы. Сердце билось так сильно, что мне казалось, что оно вот-вот разорвёт мою грудь. В панике, со слезами на глазах я бегал по поселению, как курица, которой только что отрубили голову, отчаянно хватая всё, что мне может пригодиться. Когда сборы были окончены, я сказал трясущимися губами: «Простите» – в тишину и убежал. Так начались мои бесконечные странствия. Единственное, что я мог сделать в ту ночь, – это проявить смелость и биться со всеми и умереть со всеми, но я струсил, я спрятался, я предал всех и убежал. Вместо того чтобы быть со всеми там, на небесах, про которые рассказывал старейшина, я был обречён на вечные скитания в одиночестве. Маленький трус. Слёзы снова потекли из глаз.

В лесу у костра сидели трое. Они выглядели очень уставшими, сил на разговоры после тяжелого дня не осталось. В лесу стояла пугающая тишина. Не было слышно ни звуков животных, ни пения птиц, даже привычные завывания ветра отсутствовали. Еще два дня назад все трое были каторжниками поселения под названием «Речной». Небольшой острог очень удачно расположился на берегу когда-то судоходной реки и был виден случайным путникам издалека. Именно на это и был расчет правителя. Острог располагал достаточно сильной охраной, чтобы не боятся чужаков, и необходимость скрываться в лесах, как это делали небольшие поселения, у Речного отсутствовала. Несмотря на человеческий облик, это был путь в один конец для любого странника, который решит ступить на порог острога. Надежды на новую и безопасную жизнь разбиваются, словно «Титаник» о айсберг.

Речной был домом и настоящей крепостью лишь для тех, кто здесь родился. Для чужих он был большой тюрьмой. Мужчины работали на каменоломнях, в полях, ловили рыбу, и всё это под полным контролем беспристрастных охранников. Участь попавших сюда женщин была страшнее.

Юра попал в острог совершенно случайно. После того как его и без того небольшое поселение вымерло, он, не в силах оставаться в пустых стенах родного дома, покинул его. Практически сразу после попадания в острог его сильно избили и бросили работать на каменоломни. Здесь же он и познакомился с будущими беглецами: худощавым и чумазым мальчиком Мишей лет пятнадцати и его дядей, имени которого Юра так и не узнал. Все называли его «Дядя», так же стал звать его и Юра. Дядя был опытным выживальщиком, который взял шефство над сыном брата после его смерти. Единственный раз в жизни он нарушил свое главное правило: не связываться с незнакомцами, и, нарушив его, обрек себя и Мишу на заключение.