Утром ее наказали за то, что она прикоснулась к Тексту.

Когда Девочка научилась видеть Тот Самый Сон, Чудовище покинуло ее. Девочка продолжала каждую ночь забираться под кровать. Она искала худощавой, похожей на паука рукой своего друга в темноте, но ногти скребли только пол. Тогда Девочка плакала, все так же беззвучно, потому что единственное, чего она на самом деле боялась, – это остаться одной и окунуться в сон.

Она не любила ангелов.

Другие девочки давно уже отказались от своих невидимых друзей. Или просто научились прятать свое сумасшествие от Матерей. Девочка до сих пор иногда слышала, как в темноте то одна, то другая что-то бормочет, тихо-тихо запихивая в рот желтоватую пахнущую плесенью наволочку, чтобы заглушить голос, а потом визг и тишина, ведь каждая девочка на самом деле знала, что в темноте стоит Мать с закрытой жаровней, чтобы Ангельские Очи не мерцали и не мешали Сестрам спать. Девочки знали, что их услышат, но не могли себя остановить.

Девочки не любили одиночество.

Девочка стала Девочкой со шрамами на лице. Но Чудовище не вернулось к ней. Девочка стала Девочкой с сожженными ладонями. Но Чудовище не вернулось к ней. Девочка стала Девочкой с обугленными ступнями. Но Чудовище не вернулось к ней.

Однажды Мать, уже слегка сумасшедшая, но все еще слишком влиятельная, привела Девочку в купель и сказала:

– Ты, Девочка, дар ангелов. Твое молчание – дар ангелов. И ты станешь следующей Настоятельницей, пройдя обряд Омовения.

И она сорвала с Девочки ее белое платье, подвела к купели, наполненной тлеющими мерцающими углями, и толкнула.

Девочка только ахнула беззвучно.

Успела почувствовать запах жженых волос и сильную боль в черепе.

Девочка зависла в воздухе. Изуродованными пальцами ног она все еще пыталась цепляться за край бассейна. Ее костлявое тело струной вытянулось над открытой жаровней, и с кончика носа Девочки капала смесь пота и слез, а вся кожа, вся ее опаленная кожа была покрыта мурашками, но Девочка точно знала, что если она дернется, если она нарушит баланс, ее ноги окунутся в ад, а за ними и вся она.

Девочка скосила глаза в сторону.

Запутав пальцы в ее темные непослушные дымящиеся волосы, ее держал за косы одной рукой огромный отвратительный демон. Его кожа вздувалась гнойными волдырями, разлагающаяся плоть не давала закрыться зловонной пасти. Воск со свечей на потолке заливался ему в белесые, слепые глаза, а раздвоенный алый ядовитый язык свисал и волочился по полу.

Кап.

Зашипели угли.

Демон медленно разжал руку. Вторую. На колени встало обезглавленное тело Матери. Мать склонилась в поклоне и прошла обряд Омовения.

Кап.

Угли шкворчали, получив дань.

Ангелы, наверное, пировали.

Демон все так же за волосы поднял Девочку к своему лицу, она болталась безвольной куклой, в безмолвном крике открыв черный рот.

Демон провел прохладной, влажной от крови когтистой лапой Девочке по щеке, поставил ее, нагую, на пол рядом с порванным платьем и снова исчез в зловонном облаке, не способный задержаться в смертном мире, если его не Видит одна из Сестер.

Девочка села на пол. Ее Чудовище вернулось.

Девочка улыбалась.

Девочка видела его крылья.

Сны Ордена Видящих Сестер наделяли Демонов… плотью.

Это догма. Это правило. Это истина.

Никто и никогда не мог объяснить, почему так происходило. Матери и Настоятельницы приносили живые жертвы ангелам. Охотники потрошили демонов и пытались гадать на их внутренностях, но ничего, кроме бессмысленного кровопролития, это не принесло.

Демоны становились материальными, если Сестра видела его во сне. Да-да, в Том Самом Сне, где ангелы, разгневавшись, выжгли все живое и приказали молчать об этом.